• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Отчет о конференции “Культ святых в средневековой христианской культуре Запада и Востока Европы: религиозное, политическое, социальное” (НИУ ВШЭ, 13-14 ноября 2014 года)

13 и 14 ноября 2014 г. в здании Вышки на Мясницкой, 20 прошла конференция, организованная Лабораторией медиевистических исследований. Она собрала участников не только из московских институтов и университетов, но и коллег из Томска, Казани, Кирова, Иваново, Санкт-Петербурга, Киева и Будапешта. Мероприятие задумывалось как попытка выяснить, насколько продуктивен сравнительный подход в изучении такого предмета, как святость в католической и православной культурах, а также попытка выявить в них некоторые особенности восприятия понятия святости, политические и социальные последствия развития и формирования культа святых.

13 и 14 ноября Лаборатория медиевистических исследований провела конференцию «Культ святых в средневековой христианской культуре Запада и Востока Европы: религиозное, политическое, социальное».  Конференция была посвящена феномену культа святых в православных и католических обществах Средневековья, в более широком же смысле предполагалось показать целесообразность сравнительного подхода к изучению специфических конфессиональных особенностей святости на Западе и Востоке. Одновременно внимание уделялось осмыслению историографического опыта в области социальной историии культа святых, равно как и структурному влиянию средневековой культуры святости на последующие эпохи.

В общей сложности за два дня планировалось прослушать и обсудить 21 доклад, поэтому, открывая конференцию, заведующий Лабораторией М. А. Бойцов и руководитель проекта «Восток и Запад Европы» М. В. Дмитриев произнесли вступительное слово уже в половине десятого утра. В то время как собирались последние участники, Михаил Бойцов рассказывал о структуре Лаборатории, смысле ее названия и ее месте в современном научном ландшафте; Михаил Дмитриев же напомнил участникам концепцию конференции и обозначил сюжеты, интересные для сопоставления в рамках восточно- и западнохристианского дискурсов.

Затем началась практическая часть конференции. Доклады, с которыми выступали участники, неизменно вызывали вопросы и ремарки у аудитории. Несмотря на то, что в первый день один докладчик, а во второй – два, не смогли выступить и, технически, времени на обсуждение после каждого доклада должно было стать больше, неприступные модераторы – обязанности которых исполняли А. В. Назаренко, М. В. Дмитриев и А. Ю. Виноградов – просили оставить уточнения и вопросы, на которые не хватило времени, до финальных дискуссий в конце каждого дня.

 

Е.В. Белякова (ЦИРЦ ИРИ РАН, МГУ) в совместном докладе с Т.А. Беляковой (Institur für europäische Geschichte Mainz) на каноническом материале представила обзор процесса установления сакральных дней в латинской и православной традициях. Доказывалось, что система «недельных дней» и запретов на труд, особого сакрального времени, формировалась не столько церковными иерархами, сколько массовой культурой, Volksreligion.  Равным образом справедливо признавать связь между почитанием святой Параскевы и святой Недели и языческими верованиями, однако пути установления культа в разных регионах не были схожи.

Доклад А.Ю. Виноградова (ЛМИ) был посвящен истории почитания мощей святых в Византии. Если до IV в. церковные авторы выступали скорее против традции почитания мощей, равно как и отсутствуют какие-либо свидетельства тому в Новом Завете, то впоследствии почитание приобретало публичный характер и особое архитектурное оформление (мавзолеи; отдельные пристройки в храме, как например, восточный постафорий; крипты – наиболее распространенный тип для ранневизантийской архитектуры).  В эпоху Констанция II в связи с переносом мощей апостолов в храм Апостолейон окончательно был нарушен запрет на почитание мощей, выраженный былой неприкосновенностью останков умерших. Император, перенимая функции pontifex maximus, отменил означенный запрет, создав таким образом прецедент для дальнейшего распространения культа. Почитание святых реликвий неизбежно оказывало влияние сакральную архитектуру. Так, VII Вселенский собор устанавливает чин освящения храма через принесение мощей, который постепенно полностью заменил собой чин помазания и омовения престола, происходящий из сирийской традиции. Отчасти, по мнению докладчика, утверждение чина освящения посредством мощей следует связывать с широким распространием храмов-мартириев, которые априори предполагали принесение мощей. Столь частую же для Византии практику перенесения мощей можно трактовать как особый способ трансформации «идентичности» святого. Сам факт перенесения мощей святого наделял город исключительным сакральным статусом – он становился памятным местом кончины святого. Это иллюстрируется, в частности, перенесением мощей апостола Андрея из Патора в Константинополь или распространением культа св. Димитрия в Фессалониках,  хотя в этом случае истинное нахождение тела святого весьма загадочно. Не менее показателен случай своего рода «апроприации» культа апостола Симона Кананита на территории современной Абхазии. Греческая традиция (Епифаний Монах, Никита Давид Пафлагон) сообщает о пребывании апостола  в Себастополисе (Сухуми), при этом агиографы, допуская двусмысленность, повествуют о двух кафедрах – в Никопсие, где хранятся мощи Симона Кананита, и Боспоре, обладавшей мощами Симона Зилота.

Свящ. Михаил Желтов (кафедра ЦПН Общецерковной аспирантуры и докторантуры РПЦ) обратился к проблеме особого случая почитания мощей – мироточению и поздневизантийскому Чину омовения мощей. Истоки этой традиции уходят к культу Георгия Победоносца, Димитрия Солунского и Николая Мирликийскому – наиболее известным мироточивым святым. Существовала также практика омовения мощей святых, о которых мы ничего не знаем как о святых мироточивых. Об особом использовании воды свидетельствуют уже источники VII в. – например, рассказ о чудесах Святого Артемия. Описания обряда именно в византийской традиции известны, однако, только по отдельным упоминаниям, в то время как сам Чин омовения мощей полном виде отсутствует. Единственное описание чинопоследования ныне хранится в Ватикане, хотя финальные страницы рукописи утрачены, поэтому невозможно установить точный ход церемонии. Чин предполагал следующий порядок: чтение  тропаря, ектиньи (как особой проповеди о почитании святых), молитвы над кадилом. В русской традиции порядок несколько отличался, сам же чин был связан с деятельностью митрополита Кипириана. Существование одновременно двух разных культов (примеров чудесного источения жидкостей и практики использования воды) докладчик пояснял как стремление наделить мощи, которые не были способны к мироточению, даром исцеления, т.е. здесь перед нами трансляция феномена мироточения на культ святых в более широком смысле. 

А.М. Пентковский (ИРИ РАН, МДА) представил доклад о культе святителя Климента Охридского, почитание которого началось вскоре после его кончины в 916 г. в монастыре епископии Охриды, однако отсутствие его первых житий не позволяет выяснить, за какие деяния был канонизирован епископ. В XI в. на территории изначального почитания Климента была создана новая церковная структура – архиепископия Болгарии. Тогда же появилось греческое пространное жизнеописание Климента, которые теперь описывался как защитник православия, противостоящий латинянам. По мнению докладчика, такой взгляд был вызван прежде всего необходимостью легитимации славянской литургии в Охридской архиепископии. В период Охридско-Никейской схизмы святитель прославлялся как покровитель страны Мезии (территория между Нижним Дунаем и Балканскими горами), тогда же появилось упоминание о местонахождении раки с мощами Климента. Посредством этого утверждалось преимущество охридского епископа на территории всего византийского Нового Эпира. Ряд более поздних примеров культа на территории Охридской епископии также показателен и свидетельствует в целом о политических интересах, которыми руководствовались охридские архиепископы в своих намерениях утвердить славянскую литургическую традицию в церковной структуре региона. 

Доклад О.И. Тогоевой (ИВИ РАН) был посвящен взглядам Жана Жерсона на женскую мистику. В ряде своих трактатов и проповедей («De discretio spirituum», «De probatione spirituum») Жерсон, оспаривая канонизацию Бригитты Шведской, развивал тезис о легковерии женщин и присущую им в большей степени, нежели мужчинам, склонность к ложным верованиям. Сомнение в духовных способностях женщин становится ключевой темой рассуждений в рамках спора о «Романе о Розе», однако в данном случае Жерсон допускает исключительные образцы женского благочестия, примером чему является Святая Мария. Кроме того, Жерсон высоко ценит личные качества и деяния Эрмины Реймской, видения которой были собраны в отдельную книгу ее исповедником. Жерсон называет три добродетели, свидетельствующие об истинности женских видений – смирение, ортодоксальный характер веры и простота. Равным образом в последнем трактате Жерсона «De mirabili victoria» в категориях истинной святости описывается Жанна д'Арк, как своего рода «активный пророк», что предполагает непосредственное участие визионера в исполнении божественных посланий и  исключает возможность суеверий. Жерсон с большим вниманием относится к литературе откровений, полагая, что распространение такого рода текстов опасно и влечет за собой также и распространение ложных убеждений женщин-мистиков.

Ф.Б. Успенский (ИнСл РАН, ЛМИ) в контексте культа святых в династии Рюриковичей внимание уделил крестильным именам князей и их символическому содержанию. Князь, получив имя в честь того или иного святого, особым образом почитал не только святого, но и всех небесных носителей этого имени – земных и умерших. На Руси традиция уподобления именам к XI веку была уже весьма богатой. Кроме того, некоторые культы посредством княжеского имянаречения трансформировались в общеродовое почитание. Зачастую характеристики церковных имен переносились и на мирские. Выражалось это, как, например, в случае с князем Святополком Изяславовичем, названным в честь архангела Михаила, по-разному. Во-первых, известно о праздновании именин Святополка 8 ноября, что совпадает с днем почитания Архистратига; во-вторых, примечательна дата закладки Михайловской церкви в Киеве - 11 июля, т.е. день памяти Михаила Малеина, другого почитаемого на Руси святого.

 Необходимо отметить то обстоятельство, что доклады участников проникали в дискурс святости под совершенно разными углами: Д. И. Полывянный, А. Ю. Виноградов, А. Адашинская и М. А. Бойцов, к примеру, обратили внимание на прямую связь между геополитическими изменениями и культами известных святых, которые должны были легитимизировать рост влияния нового центра власти; в то же время С. В. Городилин посвятил свой доклад обратной ситуации, когда в старом центре власти, Ярославле, происходит конструирование культа, который, являясь фактически локальным, претендовал на распространение по всей территории Руси. Ф. Б. Успенский показал, какие культурные механизмы были скрыты за практиками имянаречения у Рюрковичей, а О. С. Воскобойников – как в западнохристианских источниках XIIв. говорилось о тех, кого хотелось считать святым, но кто не был внесен в каталог.

Два доклада затрагивали проблему святости в контексте францисканских сюжетов. Е.С. Кравцова (ОРРК ГМИР, Санкт-Петербург), анализируя корпус проповедей Бонавентуры, представила образ французского короля во францисканской риторике в эпоху переломную, когда среди братьев-миноритов приобрели популярность идеи флорского аббата Иоахима, повлекшие за собой фактический раскол ордена. Вместе с этим на фоне конфликтов с парижскими богословами требовалось легитимировать главенство Людовика IX над францисканскими следователями при дворе короля, равно как и само появление института королевских следователей из числа мендикантов. В системе познания Бонавентуры риторика, как составляющая рациональной философии, играет весьма важную созидательную роль именно в контексте формирования образа идеального правителя, которая в свою очередь становится характерным примером imitatio Francisci. Постулируя добродетели благочестия, милосердия (эта категория примечательна тем, что  исключает из основной деятельности францисканских следователей экономический аспект, посредством чего едва ли не сакрализирует потребность сбора налогов; именно с милосердием впоследствии францисканская литургия будет связывать образ Людовика)  и справедливости, Бонавентура допускает мирскую власть короля над францисканскими сборщиками налогов.

В следующем докладе на примере трактатов Иоанна Уэльского «Breviloquium de philosophia, sive sapientia sanctorum» и «Compendiloquium» рассматривалась добродетель мудрости во францисканской святости. С.А. Яцык (ЛМИ) предложила рассматривать мудрость в контексте трансформации святости во второй половине XIII веке, которая означала, согласно точке зрения Андре Воше, своего рода смену интереса от святых admirable к святым imitable. Одновременно «sapientia sanctorum» начинает играть все более значительную роль в канонизационных процессах. Философы же, согласно Иоанну, были лишены христианских добродетелей, поскольку они не обладали истиной верой. В одном из трактатов он выделяет четыре основные добродетели, свидетельствующие о мудрости святого – «caritas», «labor», «mens humilis» (как «humilitas») и «stabilitas». Среди перечисленных особенно интересной оказывается добродетель «смиренного ума», предполагающее как упорство в интеллектуальных трудах, так и любопытство ко всем видам знания. Не менее занятно, что само понятие «sapientia» Иоанн этимологически относит к слову «sapor», подразумевая таким образом связь между развитым вкусом, чувством и знанием.Такая позиция перекликается с идеями Гильома Коншского и Рожера Бекона, которая оправдывали истинность языческо знания. В докладе отмечалось также влияние гуманизма Шартрской школы на сочинения Иоанна, о чем наглядно свидельствует, в частности, его внимание к античным авторам.

Несмотря на широту подходов докладчиков к материалу и каверзность вопросов из аудитории, на завершающей дискуссии прийти к согласию по поводу главного вопроса конференции – продуктивность сравнительного подхода к святости на Востоке и Западе Европы – не удалось. По мнению М. В. Дмитриева, сравнительный анализ необходим даже несмотря на явные различия в категориях святости в православии и католицизме; по его словам, к сравнению исследователя подталкивает и сам язык агиографий. Во избежание контаминации организатор конференции предложил также более четко проводить границы между официальной канонизацией и отношением к святым в «народной среде». С этими аргументами не согласился А.Ю. Виноградов, указавший на чрезвычайную широту проблемы святости. По мнению исследователя, точка зрения неизбежно изменится, если к предметам сравнения добавить, к примеру, святость у протестантов или мусульман. Он подчеркнул также те обстоятельства, что на сегодняшний день аппарат изучения агиографической литературы несовершенен, а исследователь не всегда может избежать презентизма при изучении житийной литературы. К критическому взгляду на проблему сопоставления дискурсов святости присоединились и С. А. Яцык с О. С. Воскобойниковым, подчеркнувшие факт трудности перевода терминов и понятий, к примеру, с латыни на русский.

Тезисов прозвучавших докладов также опубликованы на сайте Лаборатории.


Денис Голованенко, Лада Ковальчук


С программой конференции можно ознакомиться здесь (легкий файл) или здесь (тяжелый файл).