Ордалия avant la lettre в позднеантичном тексте? Чудо об огненном испытании Василием Великим брата Петра
23 ноября на очередном заседании «Символического Средневековья» выступил Алексей Муравьев. Публикуем резюме доклада, любезно предложенное автором
23 ноября 2021 года состоялось восемьдесят шестое заседание семинара «Символическое Средневековье». С докладом «Ордалия avant la lettre в позднеантичном тексте? Чудо об огненном испытании Василием Великим брата Петра » выступил старший научный сотрудник Лаборатории медиевистических исследований Алексей Владимирович Муравьев.
Ордалия – один из самых известных феноменов средневекового правового мировоззрения. История Judicium Dei неплохо известна в Западной Европе IX–XIII вв. Ее формы (per aquam amaram, per ignem, per pugnam и даже per cæsum et panem) широко применялись для доказательства правоты или ложности обвинения. Доказывалось, как правило, обвинение в колдовстве или прелюбодеянии. Соблюдение святости брака (sanctitas matrimonii) приравнивалось к сохранению девства. В знаменитой книге П. Броуэ «De ordaliis» (Рим, 1932) собраны основные документы, отражающие не только практику правоприменения, но и отношения церковных властей к ней, в частности, растущее недоверие. Интересно, что источники не фиксируют такую практику для позднеантичного общества (как на Западе, так и на Востоке), что ставит вопрос по связи ордалии с изменениями мировоззрения от архаики к модерну.
Ордалия выдает мифологическое отношение к юридической процедуре: Бог должен доказать то, что люди не могут. Ч. Ли в исследовании об ордалии указал на постепенное усложнение самой процедуры, целью которой было не только получение убедительного юридического решения, но и устрашение слабовольных. Такое «скатывание в архаику» отражает тотальное разочарование в людях, единственное упование которых — в Боге. П. Браун в статье 1975 года связывает появление ордалии с проведением границ между сакральным и профанным, а недавнее исследование Я. Пиларчика указывает на то, что в ситуации аномии эта процедура должна была восстановить социальный порядок, нарушенный преступлением. Такой судебный поединок был предтечей дуэли, но, если смотреть синхронно, ты мы увидим связь этой процедуры с клятвой, а также с испытанием освященным хлебом и другими подобными процедурами, привлекающими авторитет божества для решения неразрешимых вопросов. Исследователи особо указывают на специфическое значение ордалии в деле доказательства целомудрия, того, что некая личность сохранила супружескую верность или невинность там, где медицинское освидетельствование или показания свидетелей не могут предоставить решительных аргументов.
В восточных обществах древности ордалия также нередко использовалась для доказательства супружеской верности или целомудрия. Можно привести пример Законов Хаммурапи (закон 132): «Если против чьей-нибудь жены будет протянут палец другим мужчиною, хотя она не была захвачена лежащею с другим мужчиною, то ради своего мужа она должна опуститься в воду». Аналогичные же процедуры предписаны и в Библии (Числ 5:11-31). Известно, что они существовали и в Иране (История обвиненного Сиявуша у Фердоуси), и в доисламской Аравии, и в раннем христианстве (Апокрифы о Марии и Иосифе). Однако как только мы подходим к Византии, источники не фиксируют свидетельств о применении judicium dei. Впрочем, в памятнике, известном как «Miracula sancti Basilii» (изд. F. Combéfis. Sanctorum Patrum Amphilochii Iconensis, Methodii Patarensis et Andreae Cretensis opera omnia quae supersuiit (Paris, 1644), р. 155-225) находится такой случай (сам же памятник представляет собой компиляцию, сделанную в VI веке, на основе записей конца IV века): первое чудо (Περὶ τοῦ γενομένου θαύματος ὑπὸ τοῦ ἁγίου Βασιλείου, εἰς Πέτρον τὸν αὐτοῦ ἀδελφὸν καὶ τὴν ἰδίαν αὐτοῦ νύμφην) свидетельствует о том, как Василий Великий, узнав а доносе на своего брата Петра, которого обвинили в том, что тот после епископского рукоположения продолжает сожительствовать со своей супругой, отправляется город Севастию (совр. Сивас), чтобы самому разобраться в обвинении. Мы видим, что для автора сохранение епископом целомудрия приравнено к сохранению супружеской верности. В этом мы видим влияние т. н. «мессалианства», по сути сирийского аскетизма, пропагандистом которого был друг Василия Евстафий Севастийский. Евстафианская тема очень заметна в этом чуде.
Прибыв в город, Василий Великий сперва прибегает к инкубации (сну в церкви), и ночью происходит чудо: Василий Великий видит ангелов, помавающих рипидами на непорочную супругу епископа (ἀγγέλους ριπίζοντας τὴν ἄμεμπτον αὐτῶν κοίτην). Удостоверившись, что суд Божий на стороне епископа, Василий прибегает к процедуре ордалии: в церкви после службы он приказывает принести раскалённые угли (μόδιον σιδηροῦν πληρούμενον σφοδροτάτων λαμπάδων) и требует, чтобы сначала жена, а потом и сам епископ простёрли свои одежды, на которые кладут угли. Сверхъестественным образом и одежда, и сами испытуемые остались невредимы. Тем самым проведение ордалии подтвердило целомудренную жизнь епископа Петра и ложность возводимых обвинений. В подробном описании процедуры видно, что автор и читатели не очень хорошо знакомы с этой практикой, для них она в новинку.
Однако в сборнике чудес есть ещё одно чудо «О пресвитере Анастасии», в котором присутствует нечто вроде вышеуказанной процедуры ордалии. Узнав о некоем кесарийском пресвитере крайне благочестивых нравов, Василий идёт к нему и чудесным образом узнает, что его жена живет с пресвитером в целомудренном браке (γυνὴ μὲν αὐτοῦ ὑπάρχει τῷ ὁνόματι, ἀδελφὴ δὲ τῇ χρήσει), то есть их брак не совершился по аскетическим причинам. В этом мы тоже видим черты «мессалианского» или «евстафианского» движение в Каппадокии. Однако у этого чуда есть и продолжение: благочестие пресвитера доказывается ещё и тем, что в дальней комнате он в течение многих лет содержит прокажённого, безнадёжно больного человека (из смирения не рассказывая об этом). Тем самым филантропия выступает как дополнительное доказательство, свидетельствующее в пользу пресвитера. Между двумя историями есть много общего, однако во второй истории отсутствует юридическое или квазисудебное оформление процедуры ордалии.
Таким образом, в позднеантичном тексте мы видим генезис юридической процедуры апелляции к архаике, к обычному праву и «суду Божию». Интересно, что далее в Византии мы практически не встречаем случаев использования ордалии, за исключением, пожалуй, откровенных заимствований с Запада. Иными словами, перед нами уникальные свидетельства о том, что «суд Божий» возникает в ситуации позднеантичного падения авторитета власти и роста авторитета епископа, которая отражается в том числе в увеличении числа архаических элементов в судебных процедурах.