Доклад Михаила Дмитриева в Грайфсвальде
Михаил Дмитриев выступил в семинаре профессора Ниендорфа с докладом «Московская Русь и мусульманский мир в XVI-XVII вв.: почему не было "священной войны"?». Публикуем отчет об этом выступлении
7 июля 2021 года М.В. Дмитриев выступил в университете Грайфсвальда (Германия) в семинаре профессора Маттиаса Ниендорфа с докладом « Muscovy and the Muslim world, XVIth-XVIIth centuries: whу the "holy war" did not take place? ».
В докладе была предпринята попытка предложить гипотетическое объяснение того уже прочно установленного факта, что мусульмане не только жили в атмосфере и правовом поле религиозной, политической и юридической терпимости к «агарянам», но были именно интегрированы в социуме Московской Руси, элиты и правители которого видели этот социум как воплощение и едва ли не идеал православного царства. Предлагаемая гипотеза апеллирует к корреляциям между конфессионально-специфическим взглядом на христианскую миссию, иноверие, «православность» и практикой включения мусульман во все стороны общественной жизни России в XVI – XVII вв. Семинар прошёл в режиме онлайн. Доклад был прочитан на английском языке; некоторые его положения обоснованы публикациях М.В. Дмитриева1.
Глубокая и едва ли не органичная интеграция мусульман в обществе Московской Руси – неоспоримый факт русской истории. Кадастровые и иные источники второй половины XVI – XVII вв. показывают, что в Поволжье на протяжении всего этого периода имели свои поместья сотни служилых татар.
Например, писцовая книга Казанского края в начале XVII в. показывает, что в Поволжье жили бок о бок помещики-христиане и помещики-мусульмане, а в их владениях точно также бок о бок живут язычники, мусульмане и православные. Тут же находятся монастырские владения, в которых проживает разноконфессиональное зависимое население. Владения православных помещиков могли переходить мусульманам. Крестьяне-мусульмане и крестьяне-язычники проживали и на церковных землях.
Поместья давались мусульманам и во внутренних регионах Русского государства. Что касается самой Казани, то, согласно очень детальной писцовой книге 1565-1568 гг., под стенами города уже в это время существовала многолюдная мусульманская слобода. Писцовая книга города Касимова (1627 г.) позволяет буквально увидеть, как здесь смешивалось мусульманское и православное население, а «мизгить или мечеть каменная» соседствовала с несколькими православными храмами.
В грамоте 1613 года об избрании на престол Михаила Фёдоровича несколько рукоприкладств были сделаны на татарском языке и подписавшие грамоту были мусульмане (Ишай-бек, Аюкай-мирза, Невивер Эзе).
При попытках объяснить эти факты историки указывают на прагматизм и изменчивость московской политики в отношении «своих» мусульман; на предполагаемую недостаточность ресурсов для развертывания миссий; на нежелание государства следовать церковным агрессивным призывам к нетерпимости. Господствует тенденция игнорировать важнейший вопрос о том, каковы были функции церковной культуры и религиозного мировоззрения в складывании старомосковской модели взаимоотношений христианства и ислама.
Едва ли не единственная попытка взять во внимание конфессиональные факторы – это работы Г.-Г. Нольте, который попробовал связать веротерпимость и «церковность» (Kirchlichkeit) Московской Руси, признавая религиозную терпимость в отношении мусульман и других «иноверцев» оказывается «исключительно странным» феноменом2. Предложенный Нольте подход к объяснению московского взгляда на иноверие отталкивается от систематического употребления русскими источниками понятия «иноземец» применительно к неправославному населению России, и Нольте видит за этим называет это «национально-религиозную веротерпимостью», хотя анахроничность квалификации, апеллирующей к «национальному», очевидна. Вопрос остается, таким образом, без ответа.
М.В. Дмитриев предлагает продвинуться вперед по пути, намеченному немецким исследователем, присмотревшись сначала к тому, как именно русские источники характеризуют и квалифицируют религиозные традиции российских мусульман, и к тому, насколько взгляд на эти традиции предполагает как норму нетерпимое отношение к исламу. Привлекая тексты, выразившие более или менее отрефлексированный взгляд на мусульман, предстоит выявить стоящие за ними представления о том, что христианским правителям, властвующим элитам и духовенству следовало бы делать (или не следовало бы делать) в отношении исповедующих Коран царских подданных. В докладе были представлены некоторые штрихи к складывающейся картине.
В целом, есть основания предполагать, что внимательное прочтение русских текстов XV – XVII вв. позволит увидеть, что «негативные» атрибуты мусульман и ислама каким-то образом сосуществовали и переплетались с «позитивными» и нейтральными, коррелируя с дискурсами, которые делали возможным бесконфликтное соседство мусульман и православных на территории Московской Руси. Самое же существенное состоит видимо в том, что в русских текстах пока не обнаруживается сколько-нибудь развернутой и эксплицитной миссионерской идеологии обращения мусульман в христианство.
Вся эта ситуация подводит нас к огромному вопросу: почему в этом отношении пути двух христианских культур (византийско-православной и западнохристианской) столь кардинально разошлись? Решение лежит далеко за пределами материалов, касающихся механизмов и логики интеграции «татар» в России допетровского периода. Его нужно искать, видимо, в том, как осмысливались специфически богословские вопросы экклезиологии, сотериологии и эсхатологии. О необходимости и неизбежности именно такого подхода убедительно напоминает недавняя книга Ф. Бюка3. Пока же можно предложить тезис (или гипотезу), что интеграция мусульман в православном Московском царстве была возможной потому, что господствующие слои, decisionmakers этого государства руководствовались какими-то пока ещё не понятными нам не-западными богословско-идеологическими нормами регулирования отношений между конфессиями.
1. Dmitriev M. Vivre la différence dans l’Empire orthodoxe des premiers tsars : musulmans, païens et tolérance à la moscovite, 1550-1700 // Vivre dans la différence, hier et aujourd’hui. Actes du colloque, Nîmes, 24-25 novembre 2006 / Publiés par G. Audisio et Fr. Pugnière. Avignon : A. Bathélemy, 2007. P. 121 -134; Дмитриев М.В. О русских татарах и отношении к исламу в России XVI – XVII вв. // Историки-слависты МГУ. Кн. 7. Х.Х. Хайретдинов. Исследования и материалы, посвященные 65-летию со дня рождения Х.Х. Хайретдинова. М.: Изд-во МГУ, 2008. С. 66-78; Дмитриев М.В. Православная церковь Московской Руси перед лицом ислама и язычества в Поволжье: велась ли миссионерская деятельность в XVI - XVII вв.? // Религия, religio, религиозность в глобальном и локальном измерениях. Под ред.И.Е. Аринина. Владимир, 2013 (Свеча. Вып. 25). С. 336-354; Дмитриев М.В. Московская Русь перед лицом «иноверия»: восточнохристианская модель религиозно-культурного плюрализма? // Средневековая Европа: Восток и Запад. М.: Издательский дом ВШЭ, 2014. С. 233-324; Dmitriev M.V. Tolleranza religiosa a Mosca? La cultura orthodossa dello stato zarista moscovita e i “musulmani russi” // ACME. Annali della Facoltà di Studi Umanistici dell'Università degli Studi di Milano Vol. 68 (2015). N 1. P. 23-40; Dmitriev M. Muslims in Muscovy (Fifteenth through Seventeenth centuries): Integration or Exclusion? // Religious Minorities, Integration and the State / Ed. by J. Tolan, I. Jablonka, N. Jaspert, J.-Ph. Schreiber. Turnhout: Brepols Publishers, 2016. P. 85-102; Дмитриев М.В. Православная империя креста и полумесяца. Как объяснить интеграцию мусульман в Московском государстве XVI – XVII вв.? // Вызов времени: становление централизованных государств на востоке и западе Европы в конце XV – XVII в. / Отв. ред. И.Н. Берговская, В.Д. Назаров, П.Ю. Уваров. Москва; Калуга, 2019. С. 252-264.
2. Nolte H.-H. Religiöse Toleranz in Russland 1600-1725, Göttingen, 1969; Nolte H.-H. Verständnis und Bedeutung der religiösen Toleranz in Russland, 1600-1725. Zur Kirchlichkeit des Moskauer Reiches // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. Bd. 17. 1969. S. 494-530.
3. Buc Ph. Holy War, Martyrdom and Terror: Christianity, Violence, and the West. Philadelphia, 2015.