Материальная религия или религиозный материализм: деньги, реликвии и христианский агонизм на Латинском Западе XII века

10 апреля 2019 года состоялось очередное заседание семинара цикла «Europa sanctorum», на котором проф. Саймон Ярроу представил свой доклад «Материальная религия или религиозный материализм: деньги, реликвии и христианский агонизм на Латинском Западе XII века». С комментарием выступила Светлана Яцык

Свой доклад профессор Ярроу начал с того, что ввел ключевое для доклада понятие неопределенности (indeterminacy). Он предположил, что именно неопределенность является основным состоянием нашей жизни, а вот моменты ясности и уверенности можно отнести скорее к редким исключениями. При этом он также отметил, что неопределенность становится и тем, что затуманивает наше восприятие времени и истории. Как кажется, именно обращение к дискуссии вокруг «неопределенности» может помочь увидеть более четко многие понятия, среди которых — Религия, Государство, Нация (именно с заглавной буквы). Так, Саймон Ярроу предлагает взглянуть на неопределенность как на нечто, от чего можно оттолкнуться в своих исследованиях: неопределенность обладает потенциалом, а потенциал, в свою очередь, является источником власти (power) –  относительной и существующей лишь в рамках отношений. А так как людям свойственно терять и находить себя в предметах – как материальных, так и абстрактных – то предметы приобретают важную роль в нашем сосуществовании с неопределенностью и способны как уменьшать, так и создавать ее.

Как заметил профессор Ярроу, в истории человечества можно выделить особого рода переломные моменты, узлы, когда влияние неопределенности на ход событий особенно заметно. К таким моментам относится и т.н. долгий XII век, который продолжался примерно с 1050 по 1200 гг. Это был момент перелома: тут и культурный ренессанс, и развитие торговли и рынков, новые способы контроля за земельными владениями, людьми. Все это предполагало новые договоренности, построение новых отношений в социуме и пере-определение властных отношений. Большую роль в этом процессе играло то, что можно назвать Религией, с большой буквы. И в историографии эти процессы зачастую осмысливаются именно в категориях Религиозного. Однако, как кажется, Религия зачастую рассматривается исследователями исключительно как моральная категория, в то время как необходим сдвиг к более повседневному и обыденному ее пониманию: определению ее не только в терминах морального, но также политического и социального. И именно с этих позиций Саймон Ярроу предложил слушателям взглянуть на то, как можно осмыслить свойственное XII веку поклонение реликвиям.

Однако он отметил, что и тут есть опасность уйти в сторону экономического формализма, как это уже происходило при рассмотрении феномена паломничества. Или же, наоборот, примкнуть к культурологическому, искусствоведческому взгляду, который рассматривает реликвии как форму накопления «культурного капитала» элитой и способом насаждения «хорошего вкуса». В итоге, профессор Ярроу обратился к идее Патрика Гири о том, что хождение реликвий имеет социальное значение, а сами они являются «священным товаром» (sacred commodity). При этом для лучшего понимания термина докладчиком был осуществлен подробный экскурс в теорию Маркса и Гегеля, которые уже в свое время вводили в оборот похожее понятие фетиша. Затем профессор Ярроу обратился к исследованиям антропологов, которые сумели показать, как в различных племенах фетиши обладали потенциалом для регулирования социального и экономического пространства, перекраивания этих отношений.

Эклектичный подход к пониманию реликвий, когда реликвия – sacred commodity – представляет собой медиум для возможных моделей поведения и морально-этических установок, как полагает Саймон Ярроу, позволит лучше понять предлагаемую им идею тео-политической экономики, рассмотреть ее с разных аспектов: не только как обмен, иерархию и владение, но и в категориях эстетики и идентичности, а также принимая во внимание различные группы средневекового населения.

Именно это он и продемонстрировал на примере двух текстов XII века, один из которых – трактат «О реликвиях святых», написанный приблизительно в 1120 г. – принадлежал перу Гвибера Ножанского и был реакцией на возвышение соседнего аббатства Святого Медарда за счет поддержания культа молочных зубов Иисуса Христа. В первых трех книгах трактата Гвибер подробно рассматривает феномен чудес, реликвий, затрагивает теологию евхаристии; четвертая же книга посвящена склонности разума созерцать духовное в виде воплощенных образов. Гвибер отрицает возможность нахождение частиц тела Христа на земле в любой форме кроме как в дарах евхаристии. Для истинного христианина вера в пресуществление является необходимой, поклонение же реликвиям – вовсе не обязательным условием. Более того, истинная вера не должна оставлять места для попыток нажиться на слепой вере народа за счет провозглашения очередных сомнительных культов. Так, Гвибер ограничивает пространство неопределенности, создаваемое реликвиями, оставляя место лишь для скрупулезного анализа монахами своей веры и намерений.

По-другому к вопросу подходит автор второго написанного около 1183 г. текста – настоятель небольшого монастыря Святой Фридесвиды Филипп. Он, наоборот, составляет сборник чудес, связанных с относящимися к Фридесвиде реликвиями. Все рассказы о них соответствуют определенному канону – таким образом происходит культивирование поучительной манеры (edifying manner) перед мирянами. Как отметил профессор Ярроу, непосредственному чуду, как правило – исцелению от болезни или разрешению от тяжких родов — предшествуют страдание и унижение, испытываемое ищущими заступничества у святых. При этом часто это обычные люди, бедные и обездоленные, это люди страдающие (agonistic, suffering subject). Однако благодаря соприкосновению с реликвией и последующему чуду их страдания трансформируются в причастность к божественному, в божью благодать. Так, в данном случае можно говорить о том, что имела место «борьба за престиж» (struggle for prestige), в результате которой страдание, потерю и бедность можно было «капитализировать», «конвертировать» в причастность к божественному. Все это, как кажется, задавало тон тогдашней тео-политической экономике Оксфорда, вблизи которого и находился монастырь. Посредством заполнения создаваемой культом реликвий неопределенности монастырь стремился обусловить свое доминирование в округе, где на тот момент формировалась новая городская элита и общественные отношения.

Таким образом, в свойственном тому времени пространстве «неопределенности» религиозное могло становиться материальным, а материальное переходить в категорию религиозного. Более того, конструировать при этом отношения силы на многочисленных уровнях: как на местном, региональном, так и на национальном. И даже, в некоторой степени, на космологическом. При этом неопределенность никогда не оказывалась полностью преодолена и выливалась в определенные формы зависимости (которые не стоит путать, например, с эмансипацией), позволявшими лишь снизить ее уровень
С комментарием к докладу выступила Светлана Яцык, научный сотрудник Лаборатории медиевистических исследований. Она не согласилась с опасением, которое проф. Ярроу выразил в отношении истории искусства (по его мнению, большинство сохранившихся материальных культовых объектов были произведены по воле верхних слоев общества, обладавших культурным капиталом). С точки зрения Светланы Яцык, искусствоведческий подход может быть продуктивным, если воспринимать религиозные образы как образы-объекты (image-objet; термин Жерома Баше) и изучать не их имманентные характеристики, заложенные создателем и производителем, а практики обращения с этими объектами — например, описанные Патриком Гири унижения святынь.

Репортаж Евгении Воробьевой