Протонационализм в чешских землях XVI века
9 марта состоялся семинар в рамках проекта "От nationes Средних веков к нациям Нового времени". Его открыл доклад Георгия Мельникова на тему "Конфессия и этнос: религиозные аспекты чешской национальной истории в сочинениях раннего Нового времени". Публикуем репортаж А.М. Шпирта
9 марта 2017 г. в Лаборатории в рамках проекта «От nationes Средних веков к нациям Нового времени», организованного ГИИМ (А.В. Доронин), ЛМИ и Центром украинистики и белорусистики Истфака МГУ (М.В. Дмитриев) прошёл семинар, посвященный «протонационализму» в чешских землях в XVI в. Семинар был открыт докладом Георгия Павловича Мельникова (Институт славяноведения РАН) «Конфессия и этнос: религиозные аспекты чешской национальной истории в сочинениях раннего Нового времени».
В центре внимания, как и в предшествующих семинарах, воркшопах и коллоквиумах были спорные и неизученные проблемы нациогенеза в европейских и не-европейских культурах Средних веков и раннего Нового времени.
В этот раз повестку дня составили следующие вопросы:
- присутствует ли в культуре чешских земель XVI в. представления об «чешском народе», которые соответствовали (более или менее…) бы представлениям о «чешском народе» в XIX в.?
- как этнические мотивы «чешской» идентичности взаимодействуют с дискурсами конфессиональной принадлежности в XVI в.?
- понятие «протонационализм» применительно к европейским культурам до-индустриального периода подвергается сомнению из-за его предполагаемой телеологичности… Справедливо ли это в «чешском случае»?
- с другой стороны, каковы связи между средневековыми дискурсивными традициями и представлениями о «чешском» в Новое время?
- что наши источники позволяют сказать о распространении идей чешского самосознания (в том или ином смысле) в широких слоях населения чешских земель?
Семинар был открыт докладом Георгия Павловича Мельникова (Институт славяноведения РАН) «Конфессия и этнос: религиозные аспекты чешской национальной истории в сочинениях раннего Нового времени», посвященным сравнительному анализу двух концепций чешской истории у католика Вацлава Гаека из Либочан (XVI век) и гусита Павла Странского (XVII век).
Г.П. Мельников так отразил содержание доклада в присланном резюме. «Сопоставляются концепции чешской истории католика Вацлава Гаека из Либочан (середина 16 в.) и гусита Павла Странского (начало 17 в.). Выявляются общие позиции этно-патриотического характера и конфронтация по вопросу о преемственности христианской веры от миссии Кирилла и Мефодия. Собственно говоря, сформировалась тенденция «приватизации» кирилло-мефодиевской традиции гуситами и католиками, когда каждая сторона считала эту традицию основой христианства в Чехии и, в силу этого, одной из основ "национальной" религиозной традиции. Концепции противоположны, но патриотический пафос един. Это ставит проблему конфессионального раскола единого этноса в раннее Новое время, что и отразили анализируемые исторические сочинения. Также обозначается дилемма: что выше, важнее для сознания человека - конфессиональная принадлежность (вера) или понимание этнической общности приверженцев разных конфессий?
Рассматривается также проблема связи этнического, государственного и конфессионального сознания в условиях официальной толерантности, господствовавшей в Чешском королевстве во второй половине 16 в.»
Рамки доклада были заданы следующими вопросами:
- присутствует ли в культуре чешских земель XVI в. представления об «чешском народе», которые соответствовали (более или менее…) бы представлениям о «чешском народе» в XIX в.?
- как этнические мотивы «чешской» идентичности взаимодействуют с дискурсами конфессиональной принадлежности в XVI в.?
- подвергается ли в современной чешской историографии сомнению понятие протонационализма из-за его предполагаемой телеологичности? С другой стороны, каковы связи между средневековыми дискурсивными традициями и представлениями о «чешском» в Новое время?
- что наши источники позволяют сказать о распространении идей чешского самосознания (в том или ином смысле) в широких слоях населения чешских земель?
В начале доклада Г.П. Мельников отметил, что вопросы национального самосознания и проблема генезиса чешского национализма являются одними из самых дискуссионных в современной чешской историографии. Не без влияния конструктивизма Душан Тшештик и Йосеф Земличка считают, что о чехах, как о нации, следует говорить только с 19 века; при этом чешский народ появляется не благодаря деятельности национальных инженеров-будителей, но из не совсем понятных «малых народов» - возможно, пресловутых ethnies в духе этносимволизма Д. Армстронга или Э. Смита. До этого времени чешское крестьянство не понимало языка национального, не могло себя соотнести с какой-либо более широкой, чем деревня, общностью и не знало, что говорит на чешском языке. Термин «чех» в средневековых источниках следует относить только к дружине, шляхте и патрициату, но не ко всему населению страны.Соответственно, чешское, венгерское, польское королевства в Средние века уместней называть государствами Пржемыславовичей, Арпадов, Пястов и т.д.[1] Г.М. Мельников не согласился с радикальными выводами современных историков, которые, по его словами, не дают ответа на вопрос о том, что происходило с этническими именами в XV-XVII в. Все еще авторитетным считается мнение Франчишека Шмагела, писавшего о «чешской аномалии»: еще до Реформации чехи сумели создать независимую от Рима церковь, до Нидерландской революции – провести сходные политические и социальные преобразования, а национальные представления были широко распространены даже среди простого населения[2].
Основное внимание Г.П. Мельникова было сосредоточено на анализе восприятия двумя чешскими хронистами миссии Кирилла и Мефодия и их оценке крещения чешских племен. Как католики, так и протестанты считали миссию греческих монахов ключевым событием в чешской истории и основой для "национальной" религиозной традиции. Оба автора отталкиваются от «Чешской Хроники» Козьмы Пражского, но дают совершенно разную трактовку событий. Для католика Гаека, Кирилл и Мефодий – монахи, тесно связанные с Римом, основатели важнейшего для чешской католической церкви Оломоуцкого епископства. Учреждая церковные школы на чешских землях, им также принадлежит заслуга в распространении латинской грамотности и образования.
В Хронике Павла Странского Кирилл и Мефодий – носители истинной веры, которую хронист называет «болгарской». Крещение при этом имело место не в Моравии, но в Праге, в Тынском храме, который в 15 в. служил главной гуситской церковью. Обряд греческих монахов был чище римского, однако в 967 г. Папа запретил греческое богослужение и установил латиницу. С тех пор в Чехии возникли три веры – римская, греческая и языческая, при этом римляне и язычники основали общую церковь, а «греки», «криптоправославные» были вынуждены исповедовать свою веру в лесах и в отдаленных замках. Прямыми наследниками Кирилла и Мефодия благодаря вальденсам стали гуситы, табориты, пикарды и, наконец, Чешские братья.
Религиозные предпочтения определяют национальные дихотомии. Так, чешский демократизм, присущий протестантским общинам, у Павла Странского противопоставляется немецкой тирании.
Настоящими и верными чехами могут считаться только приверженцы истинной веры. Богоизбранность и мессианство, особенно характерное для гуситов, несомненно, следует рассматривать в контексте эсхатологии и теологии спасения. В свою очередь Хиларий из Литомержиц верными и истинными чехами называл только католиков.
Таким образом, оба автора предоставляют разные версии чешской истории, но в равной степени переживают трагедию «расколотого королевства» или «раздвоенного народа» (Прокоп из Ротштейна). По словам Г.П. Мельникова, религиозные разногласия раскололи чешское общество на два «этноса» и объединение народа могло состояться только под лозунгами патриотизма или национализма. Это объединение стало возможным в годы религиозного примирения, олицетворением которого стал Majestätsbrief Рудольфа II 1609 г. Однако религиозный мир был нарушен в результате восстания 1618 г. и рекатолизации страны в последующее годы.
Последовавшая оживленная дискуссия коснулась целого ряда вопросов, которые можно разделить на три группы. Так, вопрос А.С. Агаджаняна был связан с (пере)оценкой этноконфессиональных дискурсов XVI-XVII в. чешскими национальными деятелями XIX-XX вв. По словам Г.П. Мельникова, в 19 веке религиозная проблематика не имела решающего значения и в первую очередь речь шла о необходимости культурной эмансипации. По меркам 19 века модель чешской нации можно назвать «атеистической». В этом отношении авторы 19 -начала 20 века следовали за традицией чешской историографии 16-17 века. Тогда и теперь основополагающей проблемой чешской истории считался не религиозный, но в сословный конфликт, поиск баланса между королевской властью и сословным сеймом. Любой член любого сословия мог исповедовать любую христианскую конфессию и религиозный выбор не влиял на его сословный статус. Этот взгляд нашел свое отражение и в анализируемых источниках. У Гаека и Странского речь идет о родине, vlast и народе, который живет на чешской земле. В 1618 г. баланс между сословиями и королевской властью был нарушен, вспыхнуло восстание, закончившееся белогорской трагедией и рекатолизацией региона. Впрочем последствия поражения при Белой Горе, в котором прежде видели цезуру в развитии чешской национальной культуры, не следует преувеличивать. По словам Мельникова, в 19 веке чешский патриотизм был не конфессиональным и чешская нация была далека от конфессиональных проблем. Хотя Ф. Палацкий, а затем Т. Г. Масарик корни чешского народа видели в гуситском движении, исключая из прошлого чехов-католиков, но на первом месте у них стоит стоит антинемецкий этнопатриотизм. Чехи-гуситы противопоставлены немцам-католикам, чешская демократия, идущая еще из языческих времен – немецкой тирании, связанной с Римом.
Второй блок вопросов был связан с различным пониманием этнического и национального как в источниках, так и в научной литературе. Большое значение при изучении этнического и национального самосознания имеет терминология. М.А. Юсим обратил внимание на чешское слово vlast, родина, которая семантически близка к власти vlada и к собственности, vlastivosti. Как отметил Мельников, эти слова относятся к общему семантическому полю: мое - это родное, я им владею, место, где я живу – моя собственность.
Вопрос А. Липкина был связан с историей чешского языка – по его замечанию, создание литературного языка из разговорных диалектных форм – очевидный признак складывания национального самосознания. Корни чешского литературного уходят во времена правления Карла IV и особенно в эпоху Реформации, когда были созданы первые переводы Библии, особое место из которых занимают Кралицкая Библия и перевод Даниэля Адама из Велиславина (16 в.). Последний текст послужил основой для словаря чешского языка Йозефа Юнгманна и др. уже в 19 веке. Вопрос о языке был развит М.А. Юсимом. Он напомнил о полемике среди итальянских гуманистов 15 века, обсуждавших вопрос, может ли латинский язык стать национальным языком итальянцев. Касаясь вопроса языка как этнического маркера М.В. Дмитриев указал на опасность его модернизации. Утверждение, что чех – это тот, кто говорит на чешском языке, должно опираться на соответствующий этноидентитарный дискурс, связывающий нацию и язык. Такого рода дискурсы, видимо, появились задолго до модерного национализма, но в 19 веке стали неотъемлемой частью национальных программ, а затем обыденного человеческого сознания.
А.Г. Васильев выразил сомнения в использовании понятий «нация» и «этнос» без предварительного четкого определения этих терминов. По его мнению, следует использовать то определение этничности, которое было дано Фредериком Бартом, как социальной организации, принадлежность к которой устанавливается по культурным различиям. В свою очередь А. Липкин также указал, что термину «чех» в исследованных источниках могут придаваться различные значения и смыслы: конфессия, сословная принадлежность, политическая принадлежность и т.д. По его словам, этническое самосознание – это нечто простонародное, коллективное, опирающееся на некие общие мифы, в то время как в данном случае этнические имена вводятся в качестве идеологемы для сословного единства.
Откликаясь на сословное и этническое понимания этнических имен в средневековых и источниках раннего Нового времени, В. Ковалев напомнил, что немцы в средневековой Чехии не только близкие соседи, но также и подданные чешского короля. В источниках их всегда отделяли от чехов. Немецкая колонизация, охватившая однородные в языковом отношении чешские и польские земли в 13-14 веках, "возбуждало эмоции и будило мысли", отражением чего может служить чешская Далимилова хроника 14 в., где антинемецкая направленность выражается наиболее ярко. В начале 14 века в Кракове вспыхнуло восстание немецкого патрициата Кракова во главе с войтом Альбертом и епископом Яном Мускатой против Владислава Локетка. Победители провели над побежденными горожанами экзамен на знание польского языка и строго наказывали тех, кто не мог его пройти.
Г.П. Мельников настаивал на оправданности использования понятия «протонационализм» для чешской ситуации XV-XVII в. Под этническим самосознанием им понимался миф об общем происхождении, выраженный еще в Чешской хронике Козьмы Пражского в начале 12 века, чешская земля, а также представление о чешском языке, как языке чехов. С ним был согласен М.В. Дмитриев, который обратил внимание на то, что состояние историографии и представленные в докладе и в дискуссии аргументы подтверждают тезис Шмагела, что представления о том, что «чехам» присуща особая этническая идентичность, были широко распространены в источниках XIV-XVII вв. Вопрос том, насколько они проникали в массовое сознание есть вопрос иного порядка.
Наконец, ряд вопросов был связан с проблемой соотношения религиозных и национальных традиций. В научной литературе неоднократно отмечены факты инструментализации религии в национальных нарративах, последние являются продуктами секуляризации и модернизации. Вместе с тем М.В. Дмитриев отмечает двойственность, которую занимает христианство по отношению к национализму. С одной стороны, оно проповедует объединение человечества в один народ и в одно стадо, а с другой оправдывает и легитимизирует разъединенность; является не только инструментом, но и мощным импульсом в развитии национальных движений. В этом отношении характерны летописные истории принятия христианства у Козьмы Пражского и Повести временных лет. Как показывает Г.М. Мельников, в Чешской хронике нет разрыва между языческой и христианской эпохой, напротив, Козьма Пражский связывает языческую и христианскую традицию через правящую династию Пржемыславовичей и вкладывая в уста язычницы Либуши пророчество о будущих чешских святых.
В свою очередь М.А. Юсим и А.И. Липкин отметили роль национального самосознания в раннее Новое время и особенно в эпоху Реформации. Зарождение национального шло через создание новых конфессий; до этого ни одна «ересь» не смогла превратиться в самостоятельную церковь. Во Франции нация была разделена, но «настоящими» французами считали католиков. В Скандинавии благодаря Реформации сверху возникли национальные протестантские церкви. С этой точки зрения позиция Г.М. Мельникова о том, что борьба за сословное государство позволила сохранить чешскую идею и что национальная идентичность присутствует поверх религиозных противоречий представляется спорной. С другой стороны, как отмечает А.И. Липкин, национальный консенсус становится возможным, когда конфликтующие стороны приходят к выводу о неразрешимости религиозных противоречий.
А.М. Шпирт
9 марта 2017 г. в ЛМИ в рамках проект «От nationes Средних веков к нациям Нового времени», организованного ГИИМом (А.В. Доронин), ЛМИ ВШЭ и ЦУБом Истфака МГУ (М.В. Дмитриев) прошёл семинар, посвященный «протонационализму» в чешских землях в XVI в.
В центре внимания, как и в предшествующих семинарах, воркшопах и коллоквиумах - спорные и неизученные проблемы нациогенеза в европейских и не-европейских культурах Средних веков и раннего Нового времени.
В этот раз повестку дня составили следующие вопросы:
- присутствует ли в культуре чешских земель XVI в. представления об «чешском народе», которые соответствовали (более или менее…) бы представлениям о «чешском народе» в XIX в.?
- как этнические мотивы «чешской» идентичности взаимодействуют с дискурсами конфессиональной принадлежности в XVI в.?
- понятие «протонационализм» применительно к европейским культурам до-индустриального периода подвергается сомнению из-за его предполагаемой телеологичности… Справедливо ли это в «чешском случае» ?
- с другой стороны, каковы связи между средневековыми дискурсивными традициями и представлениями о «чешском» в Новое время?
- что наши источники позволяют сказать о распространении идей чешского самосознания (в том или ином смысле) в широких слоях населения чешских земель?
Семинар был открыт докладом Георгия Павловича Мельникова (Институт славяноведения РАН) «Конфессия и этнос: религиозные аспекты чешской национальной истории в сочинениях раннего Нового времени».
Г.П. Мельников так отразил содержание доклада в присланном резюме. «Сопоставляются концепции чешской истории католика Вацлава Гаека из Либочан (середина 16 в.) и гусита Павла Странского (начало 17 в.). Выявляются общие позиции этно-патриотического характера и конфронтация по вопросу о преемственности христианской веры от миссии Кирилла и Мефодия. Собственно говоря, сформировалась тенденция «приватизации» кирилло-мефодиевской традиции гуситами и католиками, когда каждая сторона считала эту традицию основой христианства в Чехии и, в силу этого, одной из основ "национальной" религиозной традиции. Концепции противоположны, но патриотический пафос един. Это ставит проблему конфессионального раскола единого этноса в раннее Новое время, что и отразили анализируемые исторические сочинения. Также обозначается дилемма: что выше, важнее для сознания человека - конфессиональная принадлежность (вера) или понимание этнической общности приверженцев разных конфессий?
Рассматривается также проблема связи этнического, государственного и конфессионального сознания в условиях официальной толерантности, господствовавшей в Чешском королевстве во второй половине 16 в.»
Семинар собрал 15 человек, и дискуссия была долгой, интенсивной и по временам почти драматической. Подготовленный А.М. Шпиртом (ЦУБ МГУ) отчет о семинаре опубликован ниже.
В начале доклада Г.П. Мельников отметил, что вопросы национального самосознания и проблема генезиса чешского национализма являются одними из самых дискуссионных в современной чешской историографии. Не без влияния конструктивизма Душан Тшештик и Йосеф Земличка считают, что о чехах, как о нации, следует говорить только с 19 века; при этом чешский народ появляется не благодаря деятельности национальных инженеров-будителей, но из не совсем понятных «малых народов» - возможно, пресловутых ethnies в духе этносимволизма Д. Армстронга или Э. Смита. До этого времени чешское крестьянство не понимало языка национального, не могло себя соотнести с какой-либо более широкой, чем деревня, общностью и не знало, что говорит на чешском языке. Термин «чех» в средневековых и источниках раннего Нового времени следует относить только к дружине, шляхте и патрициату, но не ко всему населению страны. Cответственно, чешское, венгерское, польское королевства в Средние века уместней называть государствами Пржемыславовичей, Арпадов, Пястов и т.д[1]. Г.М. Мельников не согласился с радикальными выводами современных историков, которые, по его словами, не дают ответа на вопрос о том, что происходило с этническими именами в XV-XVII в. Все еще авторитетным считается мнение Франчишека Шмагела, писавшего о «чешской аномалии»: еще до Реформации чехи сумели создать независимую от Рима церковь, до Нидерландской революции – провести сходные политические и социальные преобразования, а национальные представления были широко распространены даже среди простого населения[2].
Основное внимание Г.П. Мельникова было сосредоточено на анализе восприятия двумя чешскими хронистами миссии Кирилла и Мефодия и их оценке крещения чешских племен. Как католики, так и протестанты считали миссию греческих монахов ключевым событием в чешской истории и основой для "национальной" религиозной традиции. Оба автора отталкиваются от «Чешской Хроники» Козьмы Пражского, но дают совершенно разную трактовку событий. Для католика Гаека, Кирилл и Мефодий – монахи, тесно связанные с Римом, основатели важнейшего для чешской католической церкви Оломоуцкого епископства. Учреждая церковные школы на чешских землях, им также принадлежит заслуга в распространении латинской грамотности и образования.
В Хронике Павла Странского Кирилл и Мефодий – носители истинной веры, которую хронист называет «болгарской». Крещение при этом имело место не в Моравии, но в Праге, в Тынском храме, который в 15 в. служил главной гуситской церковью. Обряд греческих монахов был чище римского, однако в 967 г. Папа запретил греческое богослужение и установил латиницу. С тех пор в Чехии возникли три веры – римская, греческая и языческая, при этом римляне и язычники основали общую церковь, а «греки», «криптоправославные» были вынуждены исповедовать свою веру в лесах и в отдаленных замках. Прямыми наследниками Кирилла и Мефодия благодаря вальденсам стали гуситы, табориты, пикарды и, наконец, Чешские братья.
Религиозные предпочтения определяют национальные дихотомии. Так, чешский демократизм, присущий протестантским общинам, у Павла Странского противопоставляется немецкой тирании.
Настоящими и верными чехами могут считаться только приверженцы истинной веры. Богоизбранность и мессианство, особенно характерное для гуситов, несомненно, следует рассматривать в контексте эсхатологии и теологии спасения. В свою очередь Хиларий из Литомержиц верными и истинными чехами называл только католиков.
Таким образом, оба автора предоставляют разные версии чешской истории, но в равной степени переживают трагедию «расколотого королевства» или «раздвоенного народа» (Прокоп из Ротштейна). По словам Г.П. Мельникова, религиозные разногласия раскололи чешское общество на два «этноса» и объединение народа могло состояться только под лозунгами патриотизма или национализма. Это объединение стало возможным в годы религиозного примирения, олицетворением которого стал Majestätsbrief Рудольфа II 1609 г. Однако религиозный мир был нарушен в результате восстания 1618 г. и рекатолизации страны в последующее годы.
Последовавшая оживленная дискуссия коснулась целого ряда затронутых в докладе вопросов. Так, вопрос А.С. Агаджаняна был связан с (пере)оценкой этноконфессиональных дискурсов XVI-XVII в. чешскими национальными деятелями XIX-XX вв. По словам Г.П. Мельникова, для раннего поколения чешских будителей, например, Ф. Палацкого, религиозная проблематика не имела решающего значения и в первую очередь речь шла о необходимости культурной эмансипации. Однако Т. Г. Масарик корни чешского народа видел исключительно в гуситском движении, исключая из прошлого чехов-католиков.
А.Г. Васильев выразил сомнения в использовании понятий «нация» и «этнос» в научном анализе источников XVI-XVII в., указав на их анахронизм и неопределенность. Г.П. Мельников настаивал на оправданности использования понятия «протонационализм» для чешской ситуации XV-XVII в.
Вопросы А.И. Липкина и М. А. Юсима связали доклад Г.П. Мельникова с общеевропейским контекстом эпохи Возрождения и Реформации, с ее особым вниманием к языку, например, к греческому. В свою очередь М.В. Дмитриев обратил внимание на то, что состояние историографии и представленные в докладе и в дискуссии аргументы подтверждают тезис Шмагела, что представления о том, что «чехам» присуща особая этническая идентичность, были широко распространены в очень многочисленных памятниках XIV-XVII вв. Вопрос том, насколько они проникали в массовое сознание есть вопрос иного порядка.
А.М. Шпирт (ЦУБ МГУ)
[1] Přemyslovci. Budování českého státu / Ed. by Petr Sommer, Dušan Třeštík, Josef Žemlička. Praha 2009
Třeštík D. Češi. Jejich národ, stát, dějiny a pravdy v transformaci. Brno : Doplněk, 1999; Ibid. Češi a dějiny v postmoderním očistci. Praha : NLN, 2005.
[2] Šmahel F. Česká anomálie? Úvaha na okraj diskusí o modernosti českého "národa" a českého "nacionalismu" ve 14. a 15. století // Československý časopis historický. 17 [67], č. 1, (1969), s. 57-68; ibid. Husitské Čechy. Struktury, procesy, ideje. Praha, 2001.