Третий день микроистории в НИУ ВШЭ: секция «Микроистория» на Апрельской конференции

19 апреля состоялся третий и заключительный "день микроистории" в Вышке. Предлагаем вашему вниманию репортаж Дениса Голованенко о докладах Михаила Анатольевича Бойцова, Иштвана Сиярто и Сигурдура Гильви Магнуссона

         На XVII Апрельской конференции (19-22 апреля 2016 года) в сессии, посвященной микроистории, с докладами выступили проф. Михаил Бойцов и основатели новой серии «Microhistories» в издательстве Routledge проф. Сигурдур Гильви Магнуссон (Исландский университет) и д-р. Иштван Сиярто (Будапештский университет имени Лоранда Этвёша).
         Доклад проф. Бойцова, озаглавленный «Почила ли уже российская микроистория или же она еще жива?», был посвящен основным траекториям развития данного направления в России с конца 80-х гг. XX в. до настоящего времени и предлагал аудитории больше вопросов, нежели ответов.

Как стремился показать докладчик, российская микроистория изначально была связана, подобно исторической антропологии, с реакцией на официальный марсксизм, который закономерно потерял свой авторитет с распадом СССР. Однако оппозиционность этих направлений еще не значила их методологической близости: антропологии, к примеру, ставилась в вину ее чрезмерная детерминированность; поведение индивидов неизбежно предопределялось их ментальностями, что могло напомнить внимательному исследователю о господствовавших совсем недавно теориях исторических процессов. Микроисторический подход, развитие которого началось с сер. 90-х гг., напротив, делал упор на выбивающихся из закономерностей казусах; он должен был показать, по словам Ю.Л. Бессмертного, «насколько индивид способен проявлять свою самость в условиях ограничений». Вместе с тем, отечественная микроистория, как подчеркнул проф. Бойцов, никогда не составляла единого направления, определяемого конкретными журналом или группой исследователей, российских или зарубежных: так, издатели альманаха «Казус», заслуги которого в популяризации микроистории трудно переоценить, всегда говорили лишь о его близости микроистории – и испытывали, по словам докладчика, куда большую склонность к постмодернизму, чем это было допустимо, к примеру, в глазах Карло Гинзбурга. Однако, если до сер. 2000-х дискуссии о микроистории еще велись, а работы исследователей, – хоть и немногочисленных – идентифицирующих себя с этим направлением, все же появлялись, то после – перестало наблюдаться как первое, так и второе; авторы же работ, подходящих по манере под определение «микроисторических», предпочитали его не использовать. Очевидно, заключил докладчик, отечественные историки так и не смогли убедиться в универсальности микроисторического метода, а нежелание научного сообщества обсуждать проблемы микроистории связано с чрезвычайной разобщенностью этого самого сообщества, которое после смерти «больших нарративов» так и не нашло для себя какого-либо другого объединяющего фактора. Микроистория, таким образом, определенно почила – постольку, поскольку почило и историописание в целом. Впрочем, уточнил проф. Бойцов, Священная история показывает, что однажды умершее может воскреснуть, и осуществить это в наших силах.

 

Взгляд на микроисторию выступавшего следом д-ра Иштвана Сиярто был гораздо более оптимистичным. Венгерский исследователь провел аналогию между историей и экономикой: в последней для расчета динамики изменения цен используются индексы Пааше и Ласпейреса, один из которых не учитывает изменений в структуре потребления, а второй – в объеме доходов. Для их уравновешивания поэтому применяется индекс Фишера. Подобно этим индексам, продолжил докладчик, история тяготеет к полюсу объясняющей науки (например, в случае со структурной антропологией Леви-Стросса) или к полюсу вчувствования и описания. И то, и другое – искусственные крайности, которые дают слово скорее самому исследователю, чем индивиду, которого он изучает. Микроистория, таким образом, представляется д-ру Сиярто своеобразным индексом Фишера, примиряющим упомянутые полюса. Исследование  такого рода, с одной стороны, обязательно имеет в виду «большой нарратив», на фоне которого разворачивается жизнь отдельного индивида, города и т.д., а с другой – основным объектом его внимания так или иначе остается именно индивидуальное, особенное. Кроме того, сочетание внутри микроистории методов социальной и культурной истории позволяет ей служить адекватным инструментом для написания новой, экспериментальной истории (основанной на источниках истории-романа, постмодернистской биографии). В силу этих же качеств микроистория, по мнению д-ра Сиярто, может выступать в качестве «младшего, но способного партнера» и при написании более традиционной глобальной истории.

 

Мнение проф. Сигурдура Гильви Магнуссона оказалось совершенно противоположным изложенному д-ром Сиярто. Микроисторики последних десятилетий, в том числе те, благодаря трудам которых это направление и пережило свой расцвет: Карло Гинзбург, Натали Земон Дэвис, Э. Ле Руа Ладюри – все они стремились вписать свои локальные случаи в глобальный контекст и неизбежно при этом испытывали логические и методологические трудности. Более того, глобальная перспектива, как правило, занимала доминирующее положение в подобных исследованиях, определяя уже саму постановку вопроса и не позволяя микроистории занять даже упомянутое положение младшего партнера. При подобном уменьшении масштаба, подтвердил докладчик, историк отдаляется от того, что в принципе составляет существо его ремесла: источников и людей. Исследователь попросту не обладает необходимым инструментарием для того, чтобы адекватно изучать глобальные процессы (как и сами глобальные процессы не приспособлены для критического изучения), – однако и отрицать существование чего-либо большего, чем локальная история, было бы невозможно. Поэтому проф. Сигурдур Гильви убежден, что всякий локальный феномен находится в подчас трудноразличимой, но неизбежно присутствующей связи с миром вовне: так, коллекция причудливо украшенных писем исландского крестьянина сер. XIX в. ценна для исследователя не только потому, что она является материалом для изучения культуры письма в Исландии того времени, но также потому, что в этих письмах их автор может пересказывать новости, пришедшие из другой части страны – или из других стран; он может излагать идеи, усвоенные из контактов с властями или путешественниками и т.д. Лишь благодаря такому подходу к источникам, утверждает докладчик, микроистория способна стать по-настоящему “far-reaching”.

Дискуссия, начало которой положил председатель сессии А.Б. Каменский, охватила широкий спектр непростых вопросов: существования отличного от других направлений микроисторического метода, границы между экспериментальной историей и fiction, возможности воскрешения исторической науки и других. 

Денис Голованенко