"Одушевление тела в медицинской мысли Средневековья" - доклад профессора Даниэль Жакар в «Символическом Средневековье»
20 апреля 2016г.в семинаре «Символическое Средневековье» выступила профессор и декан историко-филологической секции Высшей практической школы Даниэль Жакар. Ее доклад был посвящен проблеме одушевления тела в медицинской мысли Средневековья. В дискуссии приняли участие студенты и сотрудники НИУ ВШЭ, ИВИ РАН, МГУ, Первого медицинского института им. Сеченова, делегация Высшей практической школы, почетный профессор Лондонского университетского колледжа Вивиан Наттон. Публикуем отчет, подготовленный О.С. Воскобойниковым.
В конце XI века монтекассинский монах Константин Африканский перевел с арабского на латынь ряд греческих и арабских медицинских текстов. Из них на латинском Западе возникла медицина научного типа, основанная на глубоком знании того, как функционирует тело. Поскольку особое значение в новом корпусе приобрел Гален, греческий медик II в. н.э. часто всю средневековую медицину называют галеновской, хотя его наследие подверглось трансформации уже в Александрии V-VI вв. и продолжилось у арабов. В частности, в вопросе о соотношении души и тела Гален, не решаясь давать определение души, все же стремился оценивать ее роль в функционировании тела в рамках физиологии, не касаясь метафизики. И мусульманские, и христианские мыслители по определению должны были иначе относиться к присутствию божественной по своему происхождению и бессмертной души в смертном теле.
В представлениях ученых, распространенных затем в университетском преподавании, тело устроено по аналогии со всеми остальными составляющими земного мира, его "качества" формируют комплекцию, или темперамент. Но принадлежность тела к миру живого предполагает участие души. Чтобы осмыслить это соучастие и связь души и тела, медицинская теория, опираясь на философскую рефлексию, прибегает к понятию сил или способностей (лат. virtutes), использующих органы тела в качестве инструментов: естественная сила (рост, питание) – печень, жизненная сила (кровообращение и то, что мы сегодня назовем душевными переживаниями, accidentia animae) – сердце, душевная сила – мозг. Такое распределение давала «Пантехни», составленная Константином и считавшийся сводом знаний Галена. Тем самым в мозге концентрировались память, воображение и интеллект.
Характерно, что подобное размещение по ячейкам мозга уже в IV в. предлагал и христианский богослов Немезий Эмесский в сочинении «О природе человека», переведенном в то же время и тоже в Южной Италии епископом Альфаном Салернским. Выходит, что Церковь не только не препятствовала приходу и распространению новых знаний и представлений о человеке, но сама их развивала. Гильом из Сен-Тьерри, цистерцианец, друг Бернарда Клервосского и критик шартрских «физиков», осуждал низведение божественной души до уровня физиологии, но сам написал свой трактат «О природе души и тела» (1138-1145) на языке современной ему медицины.
Во второй половине двенадцатого столетия медицинская антропология Запада дополнилась важнейшим текстом – «Каноном медицинской науки» Ибн Сины (Авиценны), за которым последовал Colliget, медицинское сочинение Аверроэса. У Авиценны западные врачи могли найти учение о небесных, лучистых, светлых, но все же вполне материальных духах, распространявших по телу воздействие души. Поскольку средневековая христианская догма выводит рациональное познание человеческой души из какого-либо подчинения физическому детерминизму, ученые медики часто оказывались в промежуточных ситуациях, в которых физиологию следовало сопоставлять с волей субъекта. И тогда врачеватели тела оказывались -- хоть ненадолго -- врачевателями душ. Жак Ле Гофф и Никола Трюон в «Истории тела в Средние века» пишут, что в Средние века тело само по себе не существует, а лишь в той мере, в какой оно «пронизано душой». Зададимся вопросом, мешала ли средневековым врачам в их практике и теории догматическая внеположенность воли и души их сфере науки? Вовсе нет. Многие из них были глубоко верующими людьми, как, например, флорентийский врач XV в. Микеле Савонарола, дед знаменитого проповедника. Проповедь разделяла спасение души и врачевание тела, а врач в своих рекомендациях редко преступал нормы христианской морали. Тем не менее, уже «О соитии» Константина Африканского в конце XI в. открыл возможность изучения сексуальности и отчасти реабилитировал ее в кругах интеллектуалов. Само папство, как показали работы Агостино Паравичини Бальяни, в постоянной заботе о здоровье понтификов и кардиналов, многое сделало для внедрения новых знаний.
Живое тело в представлении позднесредневековой университетской медицины неотделимо от души, в полной мере в нем пребывающей. Врачи часто оказывались «моралистами», союзниками, а не конкурентами священства. Точно так же и врач был священнику другом и соратником в борьбе с подозрительным знахарством, частенько переступавшим границу магии. Недоступность для физиологического изучения разума и воли, конечно, следствие религиозных ограничений, но следует признать, что ментальные процессы по сей день во многом остаются загадкой.
Олег Воскобойников