Скончался известный византинист Борис Львович Фонкич. Своими воспоминаниями о нем делится работавший с ним многие годы Андрей Виноградов
Вчера, после тяжелой болезни, скончался наш выдающийся специалист по греческой палеографии, кодикологии и дипломатике Борис Львович Фонкич (25 февраля 1938 — 2 сентября 2021 г.). Эта страшная весть не вяжется с образом вечно жизнерадостного и заражающего своим настроением Бориса Львовича. Он был не только лучшим палеографом и знатоком рукописей и документов, он был настоящим лицом нашей византинистики.
Но шел Борис Львович к этому непростым путем. Уже с самого начала своих научных занятий он выбрал особенную, необычную для тех времен стезю. Еще на кафедре истории Древнего мира МГУ, куда попал из Челябинска через Липецк, он потребовал (что само по себе было неслыханно), чтобы ему разрешили писать диплом не только по басням Эзопа, но и по их московской рукописи! Чтобы защитить его, Фонкичу пришлось перейти на кафедру Средних веков. Мир рукописных текстов позвал к себе юношу, и он ушел туда навсегда. Поскольку в Москве не было специалистов по греческой палеографии, его наставницей стала ленинградская исследовательница Евгения Эдуардовна Гранстрем, осколок старого мира, ученица Бенешевича. Она была не только специалистом в области греческих рукописей, но и человеком высоких нравственных качеств. Борис Львович вспоминал ее слова: «Боря, если хоть раз услышу, что Вы отказали кому-то в консультации по греческим рукописям…»
Фонкич блюл этот завет, и практически во всех музейных каталогах отечественных собраний можно найти его имя: «Запись/надпись/подпись/помета прочтена Б. Л. Фонкичем». После окончания университета в 1961 г., Борис Львович на десять лет связал свою судьбу с отделом рукописей Университетской библиотеки (в отдел рукописи Ленинки его не взяли). Но он находил греческие рукописи везде: не только в библиотеках столиц, но и в Одессе, Харькове, Львове, Киеве, Тбилиси, Ереване, Твери и даже в Кремле, где древнейший датированный греческий манускрипт, написанный в России, хранился как «драгоценный оклад евангелия»… Из таких наблюдений и родилась его кандидатская диссертация «Греческая кодикология (на материале рукописей X–XVII вв. собраний Москвы и Ленинграда)». Защищал ее Фонкич в Институте славяноведения и балканистики Академии наук, куда ушел, не вынося того идеологического гнета, который царил тогда в нашей византинистике.
Будучи непримиримым правдолюбом и правдорубом, да и, к тому же, убежденным антисоветчиком, Борис Львович нажил себе немало врагов. Но были у него и настоящие друзья. Главное, он добился признания сам, благодаря своему неустанному труду и выдающимся находкам. Он вспоминал, как однажды на Афоне его с С. М. Каштановым пересадили за службой на почетные места рядом с игуменом и как один монах на вопрос другого о причине такой чести шепотом ответил: «Они нашли автографы наших святых!» Это была уже та эпоха, когда Фонкич приступил к планомерному изучению греко-русских документов и культурных связей, открыв нам целый мир греческой книжности на Руси. Из этого родилась его докторская диссертация «Греческо-русские связи XIV–XVII вв. Результаты палеографического и кодикологического исследования», защищенная уже в Институте всеобщей истории РАН, где он трудился с 1971 года до конца своих дней. Впрочем, главный жанр, в котором работал Борис Львович, была краткая статья с важным палеографическим или кодикологическим наблюдением. Но таких статей он написал сотни, и потихоньку они стали складываться в книги.
Фонкич великолепно выступал с докладами и лекциями. Он учил нас, что в докладе, как в детективе, всегда должна быть интрига и загадка — пружина, которая разжимается только к самому концу и держит слушателей в постоянном напряжении. Его лекции невероятно оживляли такие вроде бы сухие и строгие дисциплины, как греческая палеография. Создатели минускула, безвестные монахи-переписчики, писцы Посольского приказа представали перед слушателями не как бледные призраки прошлого, а как живые люди из плоти и крови. Даривший всем окружавшим его свою любовь и радость, он и сам пользовался всеобщей любовью во всех аудиториях, где выступал и читал лекции: у филологов МГУ, где стоял у истоков кафедры византийской и новогреческой филологии, в православных ВУЗах, в Московской консерватории. Выбив для нас, молодых византинистов, целый день в находившемся тогда на ремонте отделе рукописей ГИМ, он погрузил нас в безбрежное море греческих рукописей, где, как опытный кормчий, направлял нас к правильному результату. Делал он это без всякого нажима, а самым что ни на есть веселым образом, со смехом, приводя в смущение строгих сотрудниц отдела, которые, впрочем, тоже очень его любили.
Изо всей плеяды отечественных византинистов конца ХХ — начала XXI в. Борис Львович Фонкич был, пожалуй, самым ярким. Не только как ученый, чей авторитет был признан во всем мире и подтвержден званиями члена-корреспондента Афинской академии и почетного доктора Фессалоникского университета имени Аристотеля. И не только как выдающийся педагог, воспитавший огромное количество учеников, которые ехали к нему даже из Западной Европы, чтобы защитить диссертацию в России! Но особенно как уникальный человек, бесконечно отзывчивый и притом невероятно принципиальный, любящий друзей и непримиримый к врагам. Именно он смахнул вековую пыль с удивительного мира греческих рукописей и актов.
А. Ю. Виноградов,
в.н.с. ЛМИ