Первый день микроистории в НИУ ВШЭ
15 апреля в Школе исторических наук состоялся круглый стол на тему «Микроистория, ее преимущества и ограничения». Публикуем репортаж Сергея Мещерякова и видеозапись выступлений
С докладами последовательно выступали проф. Исландского университета Сигурдур Гильви Магнуссон («Что такое микроистория: теория и практика) и преподаватель Будапештского университета имени Лоранда Этвёша доктор Иштван Сиярто («Микроистория как национальная история»).
Круглый стол начался с вводного слова проф. М.А.Бойцова. Он представил гостей как двух крупнейших знатоков микроистории, организаторов международной сети микроисториков (http://microhistory.eu/), и соавторов обобщающего аналитического труда «Что такое микроистория?» (What is Microhistory? Theory and Practice), являющихся как бы головами двуглавого орла этого научного направления. Метафору с оживлением поддержали гости, а д-р. Сиярто дополнил образ: «и как головы орла, мы смотрим в противоположные стороны». Оппозиционность взглядов профессоров на задачи, ценность и самую суть микроисторических исследований впоследствии не раз обнаруживалась в ходе дискуссий.
Проф. Сигурдур Гильви Магнуссон начал свое выступление с экскурса в свои исследования. Можно сказать, это был пример того, как он понимает задачи микроисторика: слушающего или читателя необходимо ввести в курс исследовательской работы, а не предлагать ему ряд заключительных тезисов. Свои занятия историей С.Г.М. начинал с изучения труда и образования в исландской деревне XIX века в рамках квантитативной социальной истории, преимущественно на основании источников личного происхождения. Дело в том, что в результате продолжительного отсутствия информационной инфраструктуры в сельской местности, народная культура Исландии произвела на свет массу специфических эго-документов: автобиографий, дневников, писем, самодельных газет и т.п. Изучение особенностей этих источников заставило С.Г. Магнуссона отказаться от генерализирующих схем социальной истории в пользу микроисторического подхода.
Новый ракурс позволил обнаружить целую россыпь удивительных документов, ранее незаслуженно игнорировавшихся историками по методологическим причинам. Эти эго-документы рассказывали необыкновенные истории о жизненных треволнениях крестьян, что называется, из первых уст. Последовали статьи и монографии о повседневной жизни отдельных крестьян, С.Г.М. стал культуртрегером микроистории в Исландии, вел историографический семинар в Исландском университете в Рейкьявике, под его эгидой была запущена ежегодная акция «день дневников». Так что однажды проф. С.Г. Магнуссону даже предложили написать историю Исландской культуры за последние два столетия. Такая работа поставила серьезный вопрос: как совместить микроисторию и большой нарратив обыкновенной истории, обычно пользующейся макроисторическими обобщениями и терминами. С.Г.М. видятся два способа преодолеть разрыв: синтез «исторический» или теоретический, и синтез нарративный, в форме общего обзора последовательности событий. Первый вариант, по мнению С.Г.Магнуссона, сопряжен с внутренней ломкой самой сути микроистории, принципиально несовместимой с макроисторическими моделями.
С.Г.М. отдает предпочтение нарративному синтезу, и это ставит вопрос, как соотносятся история и литература. Важно понимать, почему за известными микроисториками закрепилась репутация мастеров нарратива. В увлекательной повествовательной форме ведущий исследование микроисторик пытается продемонстрировать читателю свою исследовательскую кухню: познакомить его с особенностью используемых им источников и с имеющимися в науке знаниями и белыми пятнами в понимании предмета, тем самым приглашает его принять участие в его поиске. Это позволяет замедлить (slow down) исследовательский процесс, перенести центр внимания с историографического, концептуального контекста, с желания поскорее ответить на сформулированный вопрос, - на сам источник, изучить перспективу, которая открывалась на жизнь в сознании автора источника, и вскрыть противоречия этой перспективы с перспективами описываемых им лиц, а также с перспективой современного исследователя и читательской аудитории, которая воспринимает его текст.
С.Г.М. выделил три главных ингредиента микроистории: 1) акцентированное внимание к источнику и его субъективности, 2) принцип «нормального исключения» и 3) уменьшение масштаба наблюдений.
Нормальное исключение - это ситуация, когда оказывается, что осуждаемое или маргинализируемое источником и породившими его институтами поведение, мнение или явление обладает внутренней логикой в неучтенном контексте: в скрытых «щелях» общества, в иных исподволь существующих культурных традициях, индивидуальной системе представлений и т.п. Источники в такой ситуации рассматриваются как диалог между нарушающими закон и теми, кто устанавливает, что хорошо, а что плохо. Вот почему преступники так часто становились героями микроисторических исследований, а судебные документы или унифицирующие статистические документы становились источниковой базой: власть старается маргинализировать отклонение от нормы в общественном сознании, историк же, напротив, фокусирует на них внимание, раскрывает нормативность установок судимого и судьи.
С.Г.М. отдельно отмечает важность индивидуальности для микроистории: в личных документах можно наблюдать реакцию людей на экономическую или политическую детерминацию; взаимодействие внутренней жизни с внешними условиями, внутреннюю изоляцию и другое.
Важной характеристикой микроистории является связь с методологией антропологов и этнологов, особенно с методом «насыщенного описания» (thick description), который сформулировал Клиффорд Гирц. Насыщенное описание - это описание контекста явления (часто необычного или кажущегося странным), придающего явлению смысл с точки зрения стороннего наблюдателя, такого как представляющий другую культуру антрополог. Например, в русле антропологического подхода была написана и книга «Великое Кошачье побоище», в которой Роберт Дарнтон с иронией объяснил странное событие неожиданной связью с широким контекстом классовой борьбы. «Отнесение к широкому контексту и есть суть игры» - заметил С.Г.М.
Однако, проф. Магнуссон выразил скепсис по отношению к склонности ряда микроисториков так или иначе привязывать всякий материал к большим объяснительным моделям или осмыслять их в связи с «великими историческими вопросам». Микроистория, подчеркнул С.Г.М., тем и хороша, что дает возможность выскользнуть из под тяжелой лапы больших нарративов В одной из своих статей он назвал это «сингуляризацией истории».
Для примера и для острастки С.Г.М. обратил внимание на разногласия с д-ром Иштваном Сиярто в их совместной книге «Что такое микроистория?». По заверению профессора, только когда он ознакомился с частью, написанной коллегой, стало ясно, как далеки их взгляды на микроисторию. Получилось два совершенно разных текста внутри одной книги и разные ответы на заглавный вопрос. Так, И.Сиярто считает, что микроистория должна поднимать «великие исторические вопросы», благодаря чему микроисторик одним глазом смотрит на свой материал, другим - на большие объяснительные модели. С.Г.М. же убежден, что нет никакого смысла различать великие и малые исторические вопросы, так как каждый вопрос можно рассматривать как великий.
В противовес этому, проф. Магнуссон призывает микроисториков
- сфокусироваться исключительно на малых единицах (сингуляризация истории).
- изучать текстовую среду, «textual environment», т.е. то, как создавался текст и в рамках каких задач, как с текстом обращались, кто его читал, в каком жизненном пространстве он функционировал.
- следовать модели развивающегося исследования (living research model), когда планы по собиранию источников, задачи, темы и проблемы исследования формулируются не заранее, но зависят от погружения в источники и от тех ракурсов рассмотрения, которые они предлагают.
- поставить в центр внимания источники.
Вторым прозвучал доклад Иштвана Сиярто. В начале своего выступления, д-р Сиярто вспомнил, как по прочтении той части их совместной книги, которую написал С.Г.М., он даже постеснялся отправить свою критику лично ему, и сделал это через жену, опасаясь испортить отношения, так полярны оказались их взгляды. «Кто-то может сказать, что мы друг другу оппонируем, но так же можно сказать, что наши взгляды дополняют друг друга. Полемика - это хорошо, это возможность дискуссии внутри микроистории».
Свою версию развития микроисторических исследований И.С. проиллюстрировал заинтриговавшей его в свое время реакцией друга на его изыскания: «Все это замечательно, но как написать микроисторию Венгрии?». «Теперь я, кажется, знаю ответ» - заявил И.С. В своем докладе «Микроистория как национальная история» проф.Сиярто представил взаимодействие микро и макроисторических нарративов в виде логически выстроенной исследовательской стратегии.
Приступая к такому синтетическому труду, как история Венгрии, практикующий микроисторик сначала должен обозначить в рамках выбранного периода определенные предметные области, основные исторические процессы и проблемы, существующие в историографии. Например, экономика сельского хозяйства, общество, государство, социальное время и т.п. Под предметной областью понимается не столько объективно существующие сферы жизни, сколько сложившиеся в историографии влиятельные концепции. В отношении каждой такой области микроисторик рассматривает конкретные случаи «на уровне земли», проводит микроанализ и получает ответы: работают эти модели или нет.
Далее И.С. продемонстрировал такую схему на примере пяти микроисторических исследований по истории Венгрии второй половины XVIII века.
В области аграрной истории это книга «Суматоха в Берцеле, 1784 год: попытка уловить исторический момент», принадлежащая перу пожилого аграрного историка Лайоша Фюра. В этом чистом образце микроисторического анализа маститый историк, прежде работавший в русле генерализирующей социально-экономической истории, обнаружил новое и стройное понимание чуть ли не всех значительных проблем своей области научных интересов, как во фрагменте фрактала, воспроизводящем целое.
И.С. перечислил еще несколько примеров: случай с мельником, ставшим жертвой судебного процесса, демонстрирующий, что в рамках старого социально-экономического уклада накопление капитала не было невозможным (проблема формирования капиталистических отношений в сельском хозяйстве); драматический эпизод с караульным, неожиданно демонстрирующий неразрывную связь новой просветительской идеологии и традиционных культурных установок; наконец, историю, касающуюся механизмов власти: противостояние королевской бюрократии и помещичьей администрации считается основной линией противоречия в венгерской социально-политической истории XVIII-XIX веков. Эту концепцию в свое время изложил оксфордский историк Роберт Эванс. Разбор же конкретного случая, произошедшего с одним мелкопоместным дворянином, показал, как жизненно необходимо было сотрудничество между этими структурами.
Итак, анализ каждого конкретного случая проблематизирует господствующие в историографии концепции, проверяет их, раскрывая как их объяснительный потенциал, так и издержки и ограничения. На этом основании И.Сиярто формулирует двухэтапную исследовательскую стратегию для историков. Первый этап – собственно микроисторический. «Возьмите, скажем, четверть века национальной истории» (аудитория, видимо, представив грандиозность замысла, начала роптать), - «Хорошо, возьмите 15 лет». И опишите примеры, которые бы проблематизировали господствующие объяснительные модели. На этом этапе микроисторик должен остановиться. Второй же этап – корректировка, кардинальное изменение или формулирование новых, более адекватных моделей объяснения с учетом нового знания уже на макроисторическом уровне. Таким образом, микроистория органично интегрируется в макроисторию и в общий процесс исторического познания.
Различие подходов историков выразилось, помимо прочего, в их презентациях. Так, у проф. Магнуссона она представляла собой слайды, засыпанные обложками книг с прославленными и не очень персонажами микроисторических исследований, и, главным, образом, оформлены рисунками из его источников, пространными цитатами из них, все в целом выражало удивительное разнообразие микроисторических сюжетов. Тогда как у д-ра Сиярто слайды визуализировали субординацию пунктов и подпунктов (I, 1, a) его исследовательской стратегии, желтым шрифтом по черному фону, сосредотачиваясь на историографии и концептуальных формулах. Презентация сосредоточивала внимание аудитории на цельности и законченности стратегии интеграции микроистории в макроисторический контекст.
Дискуссия
Первым прозвучал развернутый вопрос проф. М.В. Дмитриева. М.В. вспомнил недавнее интервью Карло Гинзбурга, в котором тот проблематизировал отношения микроистории к структурам. Каково ваше отношение к структурализму и постмодернизму? В ответах докладчиков прозвучали интересные мысли:
С.Г.М. сразу отметил, что смотрит на постмодернизм оптимистически.
И.С.: Я думаю, что микроистория - не занятие для начинающих. Есть хорошая различительная терминология, которую впервые ввел Роберт Дарнтон: он предложил различать анализ события (incidental analysis) от микроистории. Микроистория зародилась в Италии в 1970-е, но по-настоящему популярна стала значительно позднее, в 1990-е. И если во Франции она была плодом и частью методологических исканий, в Германии выросла из социальной истории повседневности (Altagsgeschichte), то в англоязычной историографии – микроистория как раз и была воспринята как incidental analysis – там больше всего постмодернизма. Последняя версия микроистории стала самой влиятельной в мире.
С.Г.М.: Я не думаю, что микроистория – для стариков. К примеру, одна моя ученица, обучающаяся на младших курсах, самостоятельно обнаружила автобиографию молодой крестьянки XIX века, и в своем исследовании, по сути, открыла факт существования образованности в женской крестьянской среде в Исландии начала XIX века. Она смогла это сделать во многом потому, что опиралась на свой внутренний опыт, и не имела за плечами подавляющего груза профессиональной выучки. Так что институционализация знания – это реальная проблема. Я не воспитывался в русле итальянской школы микроистории, традиционно негативно относящейся к постмодернизму, я был социальным историком. Но то, к чему я призываю, все-таки не постмодернизм. Надо отдельно отметить, что проф. Магнуссон видит в микроистории альтернативу тематической институционализации знания в профессиональном исследовательском сообществе. Этому способствует и принцип нормального исключения, перенесенный на работу исследователя, и идея нарративного синтеза, нарушающий традиционный академический монографический подход. Эта мысль вызвала отклик в аудитории. В отличие от своего соавтора, проф. считает необходимым привлекать непрофессионалов, студентов и молодых ученых к микроистории, так как они заинтересованы больше в раскрытии потенциала самих источников, чем в раскрытии известной в историографии темы или концепции на материале источника.
В ходе продолжительной и оживленной дискуссии задавались разнообразные вопросы, в том числе, можно ли считать некоторые работы К.Маркса образцом микроистории, как воспринимается на Западе российская микроистория, каковы взаимоотношения микроистории и новой глобальной истории, вопросы к И.Сиярто: не предполагает ли его исследовательская стратегия веры в прогресс, не затаскивает ли микроистория источники в прокрустово ложе своих методологических схем. В ходе дискуссии д-р. И.Сиярто даже предложил отличать ученых, пишущих микроисторию, от тех, кто идентифицирует себя как микроисториков. Докладчики отвечали очень по-разному, каждый раз обнаруживая с одной стороны, общее представление о прошлом микроистории, с другой стороны - противоположность взглядов на перспективы ее развития.
Сергей Мещеряков