Религия и…. борода. «Мужское» в христианской культуре Европы

27 ноября 2014 г. в рамках семинара, посвященного сюжетам Символического Средневековья, выступил с увлекательным докладом, затрагивающим нетривиальную тему отношения к бороде в разных направлениях христианской культуры, декан исторического факультета Париж I Пантеон-Сорбонна Жан-Мари Ле Галль.
В обсуждении приняли участие Иван Фадеев, Марат Астахов, Евгений Акельев, а также инициатор мероприятия Михаил Дмитриев, который любезно согласился синхронно перевести доклад, попутно разъясненяя его и комментируя

27 ноября 2014  г. в рамках семинара, посвященного сюжетам Символического Средневековья, выступил с увлекательным докладом, затрагивающим нетривиальную тему отношения к бороде в разных направлениях христианской культуры, декан исторического факультета Париж I Пантеон-Сорбонна Жан-Мари Ле Галль. 

В рамках новых подходов к изучении истории (гендерная история, микроистория и проч.) внимание исследователей также сосредотачивается на материальных предметах, связанных со сферой религиозного: кладбища, религиозные изображения и т.д. Жана-Мари, который в свое время посвятил работы культурным аспектам периода между Ренессансом и Революцией (докторская работа «Миф святого Дионисия. Между Ренессансом и Революцией»), а также монашеству во времена Реформ, заинтересовал следующий любопытный сюжет. С 20х гг. XVI в. в Европе начинает распространятся мода на ношение бороды и усов, которая внезапно пропадает в XVII в. На заседании семинара исследователь любезно предложил раскрыть свое видение связи подобного феномена с религиозными движениями того времени.

В XVI в. ношение бороды стало предметом полемики сначала между католиками, потом между католиками и протестантами, и дошло до спора между представителями Западной и Восточной церквей. Жан-Мари начал свое исследование с изучение трактата XVI века, который издавался множество раз на разных языках, но не привлекал при этом особого внимания – трактат гуманиста Валерьяна (1520 г.), который специально посвящен вопросу о том, как правильно надо понимать место бороды и связь бороды с проблематикой богослужения. Суть его позиции состоит в том, что священники должны носить бороду. Трактат написан именно тогда, когда при европейский дворах, в частности, при французском дворе, начинает распространятся мода на ношение бороды, хотя до 20х гг. XVI в. это воспринималось как признак скорби, траура. Как в случае папы Юлия II, когда против него восстал город Болонья, он решил отпустить бороду. Так же было с папой Климентом VII, после которого все папы до 1700 года стали носить бороду, как и светские правители европейских государств, хотя в его среде ему напоминают, что это воспринимается как нечто анормальное, т.к. представитель духовенства должен ходить гладко выбритым. И его борода начинает восприниматься как отступление от нормы. В этом контексте Валерьян развивает идею, что и священнослужители должны носить бороду.

Он начинает с Ветхого Завета и напоминает, что в Книгах Левита запрещено брить бороду тем, кто совершает жертвоприношения. Потом он напоминает, что самые древнейшие изображения, дошедшие до XVI в. и Христа, и апостолов показывают, что они имели бороду. Пройдя через Ветхий и Новый Завет он переходит к церковной традиции, в которой была принята борода. Все, кто хочет, чтобы священникам запретили ношение бороды, опираются на решение Карфагенского собора конца IV в., согласно которому клирики не должны заботиться о том, как у них выглядят волосы, подбородок, поэтому они должны бороду сбривать. Валерьян пошел по гуманистическому пути. Он решил, что решения Карфагенского собора были прочитаны неверно: клирики не должны заботиться о своей бороде, то есть они не должны ее сбривать. Он напоминает о том, что римляне республиканского периода носили бороду, что является важным аргументом для гуманиста. Также важным аргументом является связь безбородого лица с женственностью. С другой стороны, представители духовенства должны иметь власть, вызывать уважение, пользоваться авторитетом, а борода римлян и священников отражала их властность. Жан-Мари подчеркивает, что за таким второстепенным сюжетом скрывается тема, которая важна для понимания католической реформы Контрреформации, а именно: у представителей духовенства должна быть власть и авторитет в глазах мирян. В этом очевидно противопоставление духовенства остальной части общества.

Если говорить о тех, к кому был обращен текст гуманиста, то следует отметить, что папа Климент VII никакого решения по этому вопросу не вынес. И папы дальше оставались очень осторожны в этом вопросе. Единственное решение, которое все-таки было принято – это постановление папы Урбана VIII 1624 г., которое не совсем имеет отношение к бороде, а скорее к церковному облачению – усы служителей церкви не должны быть слишком длинными, чтобы не мешать евхаристии, не нарушать благочестие таинства святого причастия. И хотя папы в этом вопросе хранили молчание, существует достаточно обильное церковное законодательство по этой теме. Карл Борромей, племянник папы Пия IV, миланский епископ, осуществивший реформу в миланском диоцезе, в 1576 г. опубликовал постановление о том, как следует брить бороду. В этом тексте он дает следующие объяснения:

1) Бритье бороды – знак самоуничижения: если Бог принес в жертву своего Сына, значит священник может принести в жертву свою бороду;

2) Борода – признак мирского состояния;  

3) Борода, как знак дистанции между священником и паствой (сутана – новшество XVII века, а ранее священник не очевидным образом отличался от мирян; отсюда также ношение тонзуры);

Постановление Карла Борромея дало импульс серии постановлений на протяжении 70х гг. XVI в. – втор. пол. XVII в. (насчитано более 70 синодальных и около 21 специальных епископских постановлений, касающихся бороды). Также были обнаружены постановления капитулов монастырей кафедральных соборов. Членам цистерцианского и клюнийского орденов напоминается о том, что носить бороду запрещено. Но анализируя терминологию церковного законодательства, становится очевидно, что акты более осторожны в своих решениях, чем того требовал Карл Борромей. Кажется, что главное, что их беспокоило – не борода, а усы (доминирующий мотив). На втором месте мотив, согласно которому представители духовенства не должны быть похожи на мирян. В конечном счете, пришли к тому, что носить бороду не возбраняется – главное, чтобы не было признаков того, что священник больше думает о своей внешности (чрезмерно ухаживает за собой), чем о духовности. Вероятно, с этим также можно связать отсутствие до конца XVII в. специальных приспособлений для самостоятельного бриться – вместо этого пользовались услугами брадобреев.

Месье Ле Галль также напомнил, что несмотря на обстоятельства этой любопытной полемики, среди католического духовенства существовали особые категории, которым официально было разрешено ношение бороды: монахам, принявшим обет отшельнической жизни, миссионеры. По некоторым сведениям, борода во время христианизации Нового Света являлась отличительным признаком клира от местных жителей, которые были безбородыми, однако этот сюжет скорее можно отнести к теме расовых, а не религиозных различий.

Третьей категорией духовенства, которой можно было не брить бороду, были епископы. Между 1530 и 1560-ми гг. во Франции обнаружены серии случаев, когда епископам во время обряда вступления в должность, члены капитула выносили «бритвочку», предлагая побрить бороду, а епископы настаивали на том, что они имеют права не брить бороду и ссылались на королевские документы, которые предоставляли им это право. Борода являлась знаком того, что они являются носителями частицы королевского авторитета в духовной среде. Что немаловажно, все это происходит в контексте Болонского конкордата 1516 г., который расширял полномочия светской власти по отношению к церковной. Кроме того, среднестатистический епископ того времени – член двора, воспитатель благородных отпрысков, поэтому борода для него является символом придворной жизни.

Во второй части доклада, посвященной полемике католиков с протестантами, докладчик развивал идею бороды, как знака религиозного различия (которая будет справедлива и в полемике католиков с православными, но под другим углом зрения). Протестанты обвиняли католиков в том, что они бритолицые. В 1562 г. в Леоне был распространен анонимный памфлет «Объявим войну тем, кто бреется», несколько копий которого дошли до наших дней. В условиях религиозных войн во Франции католики оказались в невыгодном положении: «бритость» выделяла священников в толпе, поэтому капитулам пришлось отказаться от тонзуры и бритья бороды, чтобы обезопасить клир. Жан-Мари при этом высказывает любопытную идею: можно было бы с определенной позиции сказать, что католические священники ведут себя как трусы, однако в XVI в. идея мученичества была не так популярна, как в Средние века, поэтому попытки клира спастись и продолжить жизнь, полную страданий за веру, не кажутся такими постыдными.

В качестве аргументов против католиков, в которых непосредственно фигурировала борода (а точнее, ее отсутствие), протестанты использовали отсылки к языческим традициям, к рабскому положению клира по отношению к папе (сюжет, согласно которому галлы, предшественники французов, до пагубного влияния Рима были бородатыми) и принуждению клира со стороны папы принимать феминизирующее обличие. Забавной кажется приведенная докладчиком игра слов, которая также использовалась против католиков: «Чем больше католики бреются, тем больше «сбривают» податей с прихожан», что отсылает не только к сюжету брадобрития, но и преступным стяжательствам клира. Также любопытно, что протестанты использовали (и опубликовали!) текст Валерьяна, но с противоположной целью. Однако, не забывает лишний раз напомнить нам месье Ле Галль, и эти споры были в полемике католиков и протестантов второстепенными. Для яркой демонстрации этого докладчик приводит примеры Лютера и Томаса Кранмера, которые изображались в основном с гладковыбритыми лицами. К XVII же веку представления о том, бородат священник или нет уже практически не важны.

Подходя к заявленной третьей полемике между Западной и Восточной церквями, докладчик сразу определяет ведущие тенденции сторон: православные непреклонно настаивают на том, что у священнослужителя должна быть борода (иначе он не допускается к службе). Оппоненты же опасаются того, что православие и католицизм может смешаться, поэтому отказываются от ношения бороды. Были такие сторонники сближения, которые шли наперекор устоявшимся традициям (например, кардинал Виссарион, который сохранил бороду), но борода, как упоминалось ранее, также была пунктом отказа в папском достоинстве.

В ответ на обвинения Ивана Грозного в том, что и папа, и миряне бреют бороду, Антонио Поссевино возражает, что папы-таки бородатые. Поссевино пишет в своем сочинении о подозрениях касательно ложных представлений, бытующих при московском дворе, которые, вероятно, распространяют англичане и голландцы, чтобы подорвать авторитет Западной Церкви. Он приходит к мысли, согласно которой: бреется папа или нет – это не важно, потому что он все равно остается наследником Святого Престола.

На протяжении всего XVII века московские патриархи обличают отвратительную традицию латинян брить бороду. Они заявляют, что в час Страшного Суда будут прокляты или спасены можно определить по тому, бреет человек бороду или нет. Показательно, что раскольникам в момент гонений бреют бороду. И понятно, почему для русского православного самосознания указ Петра брить бороды оказался таким травмирующим – решался вопрос о спасении души. Хотя, вероятно, большее значение имел не столько религиозный вопрос, сколько вопрос о сближении или отдалении Западной и Восточной церквей.

В целом, как в заключении подчеркивает докладчик, с исторической точки зрения не стоит придавать этому сюжету большое значение, потому что чаще всего он играл второстепенные роли.

Во время дискуссии поднимались вопросы о законах касательно ношения бороды мирянами, об отсутствии влиянии греческих ученых на итальянскую моду, о профессии брадобреев и трудностях, которые сопутствовали их работе.