В Москве прошел круглый стол «Создание Московского Патриархата и теория «Москва-Третий Рим»: новые результаты исследований»
31 мая 2013 года Лаборатория медиевистических исследований и Франко-Российский центр общественных и гуманитарных наук, а также Российская национальная комиссия по сравнительной истории церквей совместно провели круглый стол «Создание Московского Патриархата и теория «Москва-Третий Рим»: новые результаты исследований».
Круглый стол проводился в рамках исследовательской программы Лаборатории медиевистических исследований «Восток и Запад Европы в Средние века и раннее Новое время: общее историко-культурное пространство, региональное своеобразие и динамика взаимодействия». Он открылся докладом Дана Муресана (Dan Muresan, EHESS, Высшая школа исследований по общественным наукам, Париж) «Патриарх Иеремия II и легитимизация теории «Москва-Третий Рим»: перестройка пентархии в эпоху «первой глобализации» (Jeremy II and the Officialization of the Moscow-Third Rome theory. Restructuring the Pentarchy in the First Global Era).
Последний день мая, выпавший к тому же на пятницу и совпавший с днём, когда ведущие московские специалисты по проблемам рождения Московского патриархата были или вне Москвы, или заседали в комиссии Макариевского фонда, - не самый удачный момент для проведения научных дискуссий, и поэтому наш французский коллега представил свои наблюдения лишь 6 слушателям. Но и в этот раз прочтение и обсуждение доклада заняли почти 4 часа. В центре доклада и дискуссии были несколько вопросов. Во-первых, насколько события 1589 года связаны с предшествующими усилиями греческих и балканских иерархов придать Москве имперский статус и функцию лидера и протектора всех православных народов ойкумены. Во-вторых, какова была позиция самого патриарха Иеремии во всех поднимавшихся вопросах и каковы достоинства и недостатки двух основных источников, об этом сообщавших: записок Арсения Элассонского и заметно более поздней т. н. «Хроники псевдо-Дорофея». В-третьих, означала ли перестройка пентархии разрыв отношений Константинополя и Рима? В-четвертых, означало ли создание патриархата в Москве поворот в сторону такой политики, которая претендовала бы на имперское лидерство Москвы в православном мире? Д. Муресан в результате очень «въедливого» анализа большого круга греческих, балканских и русских источников пришел к выводу, что, во-первых, патриарх Иеремия был много более амбициозным, дальновидным и принципиальным политиком, чем принято думать, и суть его политики была в противопоставлении России как «истинной империи» империи-узурпатору (Османской). Во-вторых, московские решения января 1589 года и решения константинопольских соборов 1590 и 1593 года были равнозначны исключению Рима из числа пяти патриархов христианского мира, и эта политика проводилась Иеремией очень последовательно. Наконец, именно документ 1589 года сделал представления о России как Третьем Риме частью официальной (и – имперской) идеологии Русского государства, ставя его в оппозицию Османской империи.
Многие положения доклада Д. Муресана, встроившего события 1589-1590 гг. в единую линию идеологического и политического превращения России в империю Нового Рима, звучали сенсационно. Поэтому дискуссия была и долгой, и очень активной. Как бы то ни было, сравнение опыта Запада и Востока Европы в этой области истории, снова показало свою продуктивность.