Четвертая академическая дискуссия из цикла "Дискуссионное Средневековье". Тема: "Раннехристианские традиции в культуре «Запада» и «Востока» Европы: велики ли различия?"
8 октября 2013 года в Лаборатории медиевистических исследований состоялась четвертая академическая дискуссия из цикла «Дискуссионное Средневековье». В этот раз она была посвящена теме различий западного и восточного (византийского) христианства.
8 октября 2013 года в Лаборатории медиевистических исследований состоялась четвертая академическая дискуссия из цикла «Дискуссионное Средневековье». В этот раз она была посвящена теме различий западного и восточного (византийского) христианства.
В центр дискуссии, собравшей около 20 участников, был поставлен вопрос о сходстве и несходстве двух богословских и религиозно-культурных традиций –«латинской» и византийско-православной. Вопрос этот более чем не нов, но его актуальность для именно исторического анализа прошлого Европы и для университетского преподавания ничуть не убывает по мере накопления знаний. Этот вопрос имеет коренное значение для исторических и гуманитарных курсов в университетах России, потому что прошлое России (как и её настоящее, видимо) не может быть адекватно понято, если мы откажемся внимательно посмотреть на отличия православной традиций от традиций католических. И сказанное – вовсе не трюизм как дань тому, что принято говорить. Есть все основания со всей серьезностью утверждать, что многие фундаментальные параметры древнерусской и русской культуры достаточно прочно коррелируют с конфессиональными особенностями византийских религиозных норм. А для того, чтобы увидеть, изучить и истолковать эту корреляцию, необходимо, конечно же, сравнивать и сравнивать – именно с западной, «латинской» традицией.
В этот раз нам очень помог Матиас Ридль, специалист в области истории западного христианства, автор большой книги об Иоахиме Флорском, постоянный партнер Лаборатории медиевистических исследований. Его доклад - «Из Карфагена в Рим: рождение «латинского» христианства» - в соответствии с названием подчеркивал значение североафриканских центров культуры для складывания западного богословия и западной религиозной традиции. Но – не в Африке дело! Речь шла, главным образом, о Тертуллиане и Августине – и ещё больше об «августинианстве» как фундаменте специфически западнохристианских («латинских») вероучительных традиций и особенно о том, что, во-первых, для Августина тема греховности человека и первородного греха оказалась центральной; во-вторых, о том, что для него не была существенна тема империи – настолько, насколько империя лежит в мире истории, времени, в мире мирского (можно сказать, нагнетая тему укорененности империи в секулярном, - в saeculum, как антиподе мира горнего, включающего в себя «град Божий»). По этим обоим параметрам, как показала и оживленная дискуссия вслед за докладом М. Ридля, византийское нормативное христианство резко расходилось с «латинским».
Во-первых, тема греховной природы человека и тема её связи со своеволием Адама и Евы была представлена в византийской богословской (и шире – религиозной вообще) традиции иначе, чем на Западе (много менее пессимистично, если всю большую проблему свести к лапидарной формуле), и это не могло не иметь глубокого воздействия на культуру.
Во-вторых, империя понята как христианский институт, и область политического не была отделена преградой от области религиозного. Государственно-политические институты православных княжеств и царств, с точки зрения византийской доктрины, не принадлежали сфере секулярного как чего-то, что не подчинялось бы императивам церковной логики.
Доклад сопровождался переводом, поэтому на третьем часу работы, после окончания выступления М. Ридля, уже не оставалось времени для полновесной дискуссии – тем более что докладчику был адресован ряд важных вопросов. Поэтому мы продолжим в будущем дискуссии по конфессиональным аспектам отчуждения Запада и Востока Европы в Средние века.