«Сказание о призвании варягов и его "символическое" содержание» : доклад Петра Стефановича в "Символическом Средневековье"

24 июня 2015 г. на совместном заседании “Символического средневековья” и Научного семинара Школы исторических наук НИУ ВШЭ с докладом «Сказание о призвании варягов и его "символическое" содержание» выступил П.С. Стефанович. Публикуем репортаж Дениса Голованенко

 

 Докладчик обратился к летописному эпизоду, из-за которого исследователи ломают копья уже не одно столетие. Прежде всего историки обращаются к текстам Повести временных лет и Новгородской первой летописи – последнюю использовали в своих работах, к примеру, В.Н. Татищев и Н.М. Карамзин. А.А. Шахматов указывал на то, что текст эпизода в НПЛ предшествует ПВЛ и восходит, скорее всего, к Начальному своду. Однако независимо от того, в каком списке был представлен рассказ о призвании варягов, его  достоверность всегда подвергалась сомнению: исследователи считали его позднейшей вставкой, реконструкцией и искали в нем испорченные места – на подобных крайних скептических позициях стояли в разное время А.Л. Шлёцер и Б.А. Рыбаков. Тем не менее, эпизод о призвании варягов в 862 г. стал не просто хрестоматийным, прочно закрепившись в школьной программе, но и вошел в дискурс государственной власти:  здесь докладчик призвал аудиторию вспомнить отмечавшееся 3 года назад «1150-летие зарождения российской государственности».

П.С. Стефанович отметил, что у рассказа о призвании нет некой каноничной редакции: между различными списками (в т.ч. ПВЛ и НПЛ) существует множество расхождений, включая дату события и его контекст. Историки пытались взглянуть на данный эпизод под различными углами: текстологи отмечали его явную неоднородность и структурную сложность, лингвисты указывали на места неправильного употребления глагольных времен, – однако, по словам докладчика, рассказ о призвании варягов до сегодняшнего дня незаслуженно ускользал от взгляда семиотиков. Именно такую оптику П.С. Стефанович предложил для работы с данным текстом.

Итак, докладчик поставил перед собой следующий вопрос: «Как устроен и как функционирует нарратив?». Прежде всего, исследователь указал на то, что сам мотив призвания правителя является, безусловно, топосом средневековой литературы: аналогии летописному призванию варягов начали находить еще в XIX в. – например, почти дословное повторение того же мотива в “Деяниях саксов” Видукинда Корвейского («Благородные саксы, несчастные бритты, изнуренные постоянными вторжениями врагов и поэтому очень стесненные, прослышав о славных победах, которые одержаны вами, послали нас к вам с просьбой не оставить [бриттов] без помощи.  Обширную, бескрайнюю свою страну, изобилующую разными благами, [бритты] готовы вручить вашей власти»). Признавая за летописным рассказом характер топоса, П.С. Стефанович все же призвал не сомневаться в существовании некоторой реальности, лежащей в его основе и переплетенной с литературой и идеологией. Исследователь предложил разделить весь рассказ о призвании на 3 фрагмента: упоминание о дани, взимаемой с новгородских людей; изгнание первых варягов и самостоятельное правление; и, наконец, легендарное призвание. По мнению докладчика, основная идея всего эпизода – это идея привнесения порядка в хаос, анархию, которая опять же является стандартным ходом в средневековой литературе. Однако в данном случае топос оказывается помещен в определенный контекст, что дает возможность говорить о политическом подтексте эпизода: князь Рюрик привносит порядок в новгородские вольности.

П.С. Стефанович предложил рассмотреть подобное совмещение топоса и реальности в концепции мифа Ролана Барта. Как известно, она заключается в том, что знаковая система мифа надстраивается над уже существующей знаковой системой и эксплуатирует ее; миф одновременно и искажает реальность, и стремится к сокрытию своей искусственности.

Соответственно, если мы примем за 1 слова рассказа о призвании, а за 2 – сюжет, то в результате получим 3: племена призывают варягов. Выходя же на уровень мифа и принимая за I приглашение племенами варягов, за II – идею власти и порядка, то получившееся в итоге III можно обозначить как благотворное влияние Рюриковичей и их рода и, следовательно, идею о том, что нужно подчиняться правителям из княжеского рода. Таким образом, мы можем убедиться, что данный эпизод является не басней, чистым вымыслом, – но деформацией реальности, лежащей в его основе. Докладчик подчеркнул, что, признавая этот эпизод мифом, мы можем понять, почему этот миф продолжает множиться и остается весьма продуктивным даже вне условий X-XI вв. Кроме того, П.С. Стефанович высказался о пользе семиотического подхода для компаративистики и исследования памятников древнерусской литературы в целом.

Предпринятый докладчиком опыт интерпретации рассказа о призвании варягов как мифа не вызвал согласия всей аудитории. Наиболее скептический взгляд выразил А.В. Доронин: во-первых, он отметил сложность идентификации племен, призвавших в летописи варягов; во-вторых, по его мнению, в этом мифе содержится 3 реальности: IX в., времени записи летописи и XVIII в., когда данный сюжет впервые начал использоваться в трудах ученых – при этом, к реальности IX в. этот миф применяться не может. П.С. Стефанович заметил в ответ, что если в 862 г. не было текста о призвании варягов, то и отсутствие его интерпретаций вполне естественно – а дальнейшая эволюция мифа от origo gentis к origo nationis и его монархические коннотации, которые он не терял до 1917 г., лишь подтверждают слова докладчика.

М.А. Бойцов уточнил, что любой записанный текст так или иначе несет в себе идеологическую позицию и оценку существующего порядка; схема мифа, представленная докладчиком, была, на его взгляд, проста – может быть, она сложнее и заключает в себе различные мифологемы? К примеру, в тексте рассказа словене, кривичи и т.д. в результате становятся русью, что, по мнению М.А. Бойцова, может указывать на намек летописца на своего рода федерализацию. Докладчик не вполне согласился с этим предположением, так как в оригинальном тексте рассказа, судя по лингвистическим и текстологическим признакам, речь шла только про словен.

Еще одно возражение поступило от М.В. Елифёровой, подвергнувшей сомнению реальную основу мифа. По ее мнению, форм имен Рюрик, Синеус и Трувор не существовало в IX-XI вв. – к тому же, два последних имени впоследствии исчезают как из летописи, так и из позднейших текстов, апеллирующих к этому рассказу. На это возражение постарался ответить П.В. Лукин: он отметил, что формы этих имен все же существовали, а забвение их подобно судьбе богов из пантеона Владимира Святославича, имена которых еще помнили, но что они обозначают – уже забыли. Скорее всего, имена братьев Рюрика исчезли из мифа в силу своей ненадобности, и это не дает нам оснований сомневаться в реальной основе мифа.

Денис Голованенко